Иногда, когда прерывается их тёмный сон, они выползают из болотных нор на поверхность. Плоть и кровь и кость от самой трясины: торф, в котором рождается самый горячий и долгий огонь, металл, прячущийся в залежах на болотном дне, и стоячая мёртвая вода, переполненная крошечной суетливой жизнью. Ни вересковые гончие из соседней земли, не такой жестокой, не столь холодной, ни дикие духи заросших зеленью омутов не сравнятся с ними. Это создания древности, в которой не было места ни изяществу, ни красоте. В них нет ни капли колдовства, и ни одни чары не остановят их; их разум знает только непроглядный сон, и - ужасный голод, когда приходит время охоты.
Они бывает разными, но вылеплены точно одной рукой: слишком грубо, слишком примитивно, отталкивающе странно. В своём уродстве они все равны. Скользкие змеи, одетые в стальную чешую - и ни проблеска летучей, смертоносной грации, присущей их потомкам. Или: приземистые, коренастые твари, точно собранные из кусков дёрна и кремня, шкура напоминает залитый грязью мох, и глаза светятся в темноте как пара угольков. А гиганские, беспёрые птицы, слепые, хищные, пожирающие трупы и преследующие живых!
Когда наступает ночь года, они правят болотной страной. Железный замок падёт от их касания, огонь обойдёт их стороной, чары будут бессильны, и сломается оружие. Против их силы только иная мощь выстоит, и ничего больше.
***
“Самое плохое всё случается осенью” бормочет старуха, склонившись над котлом. Там медленно кипит, бурлит мутными пузырями суп; пахнет от него болотной жижей, и она помешивает его то в одну, то в другую сторону.
“Всё доброе засыпает, а злое просыпается. Так заведено, старый порядок,”, старуха кидает в суп пару тощих рыбок и продолжает размешивать. “Солнце уходит прочь смотреть на другую сторону мира – далеко, далеко отсюда, по тот берег зимы. И вот теперь те, из зимнего царства, пробираются сюда. Останутся, пока Золотой Хозяин не вернётся обратно… и тогда они сбегут.”
Она засмеялась сухим, дробным, злым смехом.
“Свора трусов. Их голод выгоняет, из их-то холодной пустой земли. О, как им хочется здесь быть!.. да, этим жалким крысам! Я их вижу! Уж я-то знаю их, хоть и старуха.”
В углу висит её шуба – чёрная, с серебряными подпалинами, и северной зимой в ней не замёрзнешь.
“А куда мне отсюда идти?” спрашивает она, “Не в то туманное, сырое место – плохая, слабая почва. И не высокую страну с серыми скалами. Нет, тут мой дом.”
И старуха кивает сама себе, полная мрачного королевского торжества.