летописец " Hunting words I sit all night."
В лабиринтах между небоскрёбами цветёт ядовитый туман, металлическая пыль переливается сотнями призрачных радуг над крылатыми сводами. По левую руку поёт новая тундра, по правую пустоши, и серебряный скорпион пылает под ледяной скорлупой над воротами. Глубоко оседая в чёрной воде, колышутся корабли, разбивая стянутое морозом море. Тени их, крылатые и бледные, мерцают сквозь рябь набегающих волн, и глубоко внизу тянутся вверх водоросли. Везде, везде, везде болота, вымерзшие в каменный лёд, осушенные, проросшие хрупкими полумёртвыми ивами, залитые отравой и полные до края, до берегов чужой тысячелетней смертью.
В сгущающемся сумраке пробуждаются золотые огни лабораторий, над непоколебимым хрусталём куполов раскалённый воздух сжирает падающие снежинки. А в застывшей земле, под катакомбами, захоронениями, заброшенными обвалившимися улицами и линиями метро лежит будущее, спящее под пуленепробиваемым стеклом, зашифрованное в цифрах кода, дрожащее в голубоватом свете умирающих ламп.
Где-то в глубине памяти, на изнанке полусгоревшей души город мой осознает себя. Он, существо неживое и немёртвое, нереальное, невоплощённое, помнит прошлую мощь: сырые чащи, куда даже луч солнца не мог пробиться сквозь сросшиеся кроны, родники под переплетеньем корней, мили трясин, поющих и шепчущих голосами птиц, жаб и сверчков. Люди тогда жили скромно и тихо, не оскорбляя торфяных болот и доисторических лесов, не топча спускающихся с гор ледников и не осушая прудов, затянутых ряской. Даже и после, когда церкви поднялись из лесов и стена воздвиглась меж лесами и заливом, всё равно город дышал и жил – древний рыцарь, угрюмый и суровый, в обледеневших доспехах, с драконом на щите. Но сейчас там, где был дракон, пылает знак Скорпиона. Над южными воротами, над университетами, над гаванью, над лабораторией. Город не жив, но и умереть ему не позволят.
Пока ещё образ этот – дурман и сон, кошмар в заплутавшем разуме, упавшая на лицо тень. Пока его стены белые, купола синие, а воздух солёный и сладкий от моря и цветов. Не сломлен дух древнего леса, гордого, тёмного, не знавшего человеческого голоса. Багряным и золотым светятся витражи, в старых кварталах сирень и виноград укрывает дряхлые деревянные арки. В фонтан на Улице Фонарщиков бросают мелкие монетки.
Но кое-где поднимается на знамёнах серебряный скорпион. Его власть не прогремела ещё над миром, но символ его уже узнают.
Начинаются смутные времена. И вот тогда Город станет домом, который я расскажу.
В сгущающемся сумраке пробуждаются золотые огни лабораторий, над непоколебимым хрусталём куполов раскалённый воздух сжирает падающие снежинки. А в застывшей земле, под катакомбами, захоронениями, заброшенными обвалившимися улицами и линиями метро лежит будущее, спящее под пуленепробиваемым стеклом, зашифрованное в цифрах кода, дрожащее в голубоватом свете умирающих ламп.
Где-то в глубине памяти, на изнанке полусгоревшей души город мой осознает себя. Он, существо неживое и немёртвое, нереальное, невоплощённое, помнит прошлую мощь: сырые чащи, куда даже луч солнца не мог пробиться сквозь сросшиеся кроны, родники под переплетеньем корней, мили трясин, поющих и шепчущих голосами птиц, жаб и сверчков. Люди тогда жили скромно и тихо, не оскорбляя торфяных болот и доисторических лесов, не топча спускающихся с гор ледников и не осушая прудов, затянутых ряской. Даже и после, когда церкви поднялись из лесов и стена воздвиглась меж лесами и заливом, всё равно город дышал и жил – древний рыцарь, угрюмый и суровый, в обледеневших доспехах, с драконом на щите. Но сейчас там, где был дракон, пылает знак Скорпиона. Над южными воротами, над университетами, над гаванью, над лабораторией. Город не жив, но и умереть ему не позволят.
Пока ещё образ этот – дурман и сон, кошмар в заплутавшем разуме, упавшая на лицо тень. Пока его стены белые, купола синие, а воздух солёный и сладкий от моря и цветов. Не сломлен дух древнего леса, гордого, тёмного, не знавшего человеческого голоса. Багряным и золотым светятся витражи, в старых кварталах сирень и виноград укрывает дряхлые деревянные арки. В фонтан на Улице Фонарщиков бросают мелкие монетки.
Но кое-где поднимается на знамёнах серебряный скорпион. Его власть не прогремела ещё над миром, но символ его уже узнают.
Начинаются смутные времена. И вот тогда Город станет домом, который я расскажу.