летописец " Hunting words I sit all night."
воскресенье, 17 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Когда я писала эту серию, последнее, чего мне хотелось - это следовать традиционным представлениям о стихиях: огонь = страсть, воздух = изменчивость и так далее. На мой взгляд, больше всего достаётся именно земле: она кажется самым скучным и наименее привлекательным элементом. В основном считается, что она символизирует надёжность, неизменность, прочность и постоянство. В общем, все только хорошее, но интересного мало) как-то не чувствуется искры. Мне кажется, пора сказать кое-что ещё!
***
Глубокая зелень малахита, раскачивающегося в подвеске юной девушки, отражается многолистьем фруктового сада; текущая по стволу смола ловит отблеск солнца, чтобы сквозь года улечься янтарём в убор королевы. Земля – это художник в вечном поиске, форма, вечно ищущая воплощение: красные пустыни, отражающие раскалённый закат, и колонны сталактитов в глубоких пещерах, где вода стала камнем. Вдохновение земли – бесконечный поиск алхимика, квест ради бессмертия, ради трансформации материи, ради одушевления неживого, полёт разума, у которого бездна идей, но где найти время на исполнение? Но сердце земли – магма, кипящая лава, спирали жидкого камня в потоках пламени.
Земля – это надёжность горной громады. Сотни лет она возвышается над перевалом, увитая плющом и поросшая травой, сотни лет птицы свивали на ней гнёзда и дети собирали ягоды у её подножья, а ручей протекал в трещине и лился в долину. А потом крошечная песчинка упадёт в основании, ящерка проскользнёт в нору, лисица оступиться, охотясь за мышью – и каменная крепость обрушится в мгновение, погребая под собой всё вокруг. Художник обрисует углём летучий силуэт, чёрная крошка ляжет тенью в удивлённом изгибе брови, очертит упавший на шею локон… Сколько лет нужно, чтобы рассыпающийся кусок угля переродился и превратился в алмаз, чтобы сама его материя под весом лет стала чем-то иным? Но мгновение требуется, чтобы от упавшей искры уголь в очаге вспыхнул, даря тепло и свет. А если заглянуть на много-много лет назад, то секунда огня оплачена гибелью древнего дуба, упавшего, быть может, от удара молнии или просто от старости. Люди гордятся покорёнными вершинами, ведь их святые достигают просветления на ледяных утёсах и в бесплодных пустынях. Но древесина, пролежав в земле и темноте, ставшая углем и камнем, не прошла ли путь дольше? Не сотни ли жизней прожиты ей, не колесо ли богов от семечка в почве – до полнолиственного древа – до плодородной почвы – до куска торфа и наконец секунды света? Одни уроки записаны в хрупких свитках и человеческих сердцах, а другие рассыпаются в кулаке пригоршней крупинчатой влажной земли.
Люди земли – загадка сфинкса, умершая клинопись на гробнице короля исчезнувшего народа. Кто они, зыбучий песок или уголёк, утёс над морем или плодородная почва? Маска раскрашенной глины позолочена вязью узоров, поёт металл и звенят яшмовые бусы. Сердце людей земли – часовой механизм, бронза, латунь и сталь шестерёнок, ручная работа мастера: вертятся колёсики, скользят цепочки, сходятся и расходятся диски. Не спрашивайте их, не задавайте им вопросов – у них нет ответов. Камень крошится в песок, песок становится стеклом, кости мёртвых животных, похожих одновременно на птиц и ящеров, а ещё больше – на монстров из книги колдуньи – превращаются в бирюзу, смерть распадается в пыль и становится почвой для новой жизни. Шелест праха, бывшего жизнью и в жизнь возвратившегося, звучит в их шагах; шуршат, перекатываясь, минуты под стрелками часов.
Доля железа, сохранившая в нашей крови, придаёт ей алый цвет и металлический привкус. По ней, текущей в венах, до сих пор нечисть чует людей в любой ночи. Однажды ты вернёшься ко мне, обещает земля, и я придумаю тебе новую жизнь!..
Ртуть перекатывается в пробирке, кипит лава, пыль вздымается облаком с формул на странице.
***
Глубокая зелень малахита, раскачивающегося в подвеске юной девушки, отражается многолистьем фруктового сада; текущая по стволу смола ловит отблеск солнца, чтобы сквозь года улечься янтарём в убор королевы. Земля – это художник в вечном поиске, форма, вечно ищущая воплощение: красные пустыни, отражающие раскалённый закат, и колонны сталактитов в глубоких пещерах, где вода стала камнем. Вдохновение земли – бесконечный поиск алхимика, квест ради бессмертия, ради трансформации материи, ради одушевления неживого, полёт разума, у которого бездна идей, но где найти время на исполнение? Но сердце земли – магма, кипящая лава, спирали жидкого камня в потоках пламени.
Земля – это надёжность горной громады. Сотни лет она возвышается над перевалом, увитая плющом и поросшая травой, сотни лет птицы свивали на ней гнёзда и дети собирали ягоды у её подножья, а ручей протекал в трещине и лился в долину. А потом крошечная песчинка упадёт в основании, ящерка проскользнёт в нору, лисица оступиться, охотясь за мышью – и каменная крепость обрушится в мгновение, погребая под собой всё вокруг. Художник обрисует углём летучий силуэт, чёрная крошка ляжет тенью в удивлённом изгибе брови, очертит упавший на шею локон… Сколько лет нужно, чтобы рассыпающийся кусок угля переродился и превратился в алмаз, чтобы сама его материя под весом лет стала чем-то иным? Но мгновение требуется, чтобы от упавшей искры уголь в очаге вспыхнул, даря тепло и свет. А если заглянуть на много-много лет назад, то секунда огня оплачена гибелью древнего дуба, упавшего, быть может, от удара молнии или просто от старости. Люди гордятся покорёнными вершинами, ведь их святые достигают просветления на ледяных утёсах и в бесплодных пустынях. Но древесина, пролежав в земле и темноте, ставшая углем и камнем, не прошла ли путь дольше? Не сотни ли жизней прожиты ей, не колесо ли богов от семечка в почве – до полнолиственного древа – до плодородной почвы – до куска торфа и наконец секунды света? Одни уроки записаны в хрупких свитках и человеческих сердцах, а другие рассыпаются в кулаке пригоршней крупинчатой влажной земли.
Люди земли – загадка сфинкса, умершая клинопись на гробнице короля исчезнувшего народа. Кто они, зыбучий песок или уголёк, утёс над морем или плодородная почва? Маска раскрашенной глины позолочена вязью узоров, поёт металл и звенят яшмовые бусы. Сердце людей земли – часовой механизм, бронза, латунь и сталь шестерёнок, ручная работа мастера: вертятся колёсики, скользят цепочки, сходятся и расходятся диски. Не спрашивайте их, не задавайте им вопросов – у них нет ответов. Камень крошится в песок, песок становится стеклом, кости мёртвых животных, похожих одновременно на птиц и ящеров, а ещё больше – на монстров из книги колдуньи – превращаются в бирюзу, смерть распадается в пыль и становится почвой для новой жизни. Шелест праха, бывшего жизнью и в жизнь возвратившегося, звучит в их шагах; шуршат, перекатываясь, минуты под стрелками часов.
Доля железа, сохранившая в нашей крови, придаёт ей алый цвет и металлический привкус. По ней, текущей в венах, до сих пор нечисть чует людей в любой ночи. Однажды ты вернёшься ко мне, обещает земля, и я придумаю тебе новую жизнь!..
Ртуть перекатывается в пробирке, кипит лава, пыль вздымается облаком с формул на странице.
летописец " Hunting words I sit all night."
Собственно, к вопросу "почему моя сумка такая большая и тяжёлая" - потому что в ней куча вещей первой необходимости и ещё ерунда на всякий случай, которая может пригодится (а может и нет, но это неважно). Вот я разбиралась, что у меня обычно есть с собой:
Итак, слева направо: книжка на почитать, скетчбук, на нём - два пакетика чая (чёрный и мятный), книжка на случай, если закончится первая книжка.
Второй ряд: кошелек, который мне дорог как память - я его купила ещё в школе и несколько раз теряла, и его всегда мне возвращали. Прямо над кошельком зарядка от телефона, потом сам телефон, карандаш и ручка и ластик, за ним - особенно актуальный в Сиэтле солнцезащитный крем -), быстрая овсянка, и чай, который я обычно пью. В последнем ряду - влажные салфетки, коробочка для линз, гигиеническая помада и рабочая футболка (?).
Не так уж много! Почему-то мне казалось, что я там чуть ни склад с собой таскаю.
Итак, слева направо: книжка на почитать, скетчбук, на нём - два пакетика чая (чёрный и мятный), книжка на случай, если закончится первая книжка.
Второй ряд: кошелек, который мне дорог как память - я его купила ещё в школе и несколько раз теряла, и его всегда мне возвращали. Прямо над кошельком зарядка от телефона, потом сам телефон, карандаш и ручка и ластик, за ним - особенно актуальный в Сиэтле солнцезащитный крем -), быстрая овсянка, и чай, который я обычно пью. В последнем ряду - влажные салфетки, коробочка для линз, гигиеническая помада и рабочая футболка (?).
Не так уж много! Почему-то мне казалось, что я там чуть ни склад с собой таскаю.
четверг, 14 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Летописец просто не удержался - хотя я старалась держаться подальше от новых проектов, пока не закончу старые, всё равно пишутся истории для других циклов). Ну ладно!.. это коротенькая серия на несколько зарисовок.
***
Небесный огонь, как его называли раньше, невидим и быстр, он катится сквозь жизнь и смерть, сквозь всю вселенную. Он – в разуме птице, в шуме мегаполиса, в горении звёзд и движении воздуха, в безгранично разворачивающейся спирали вселенной. Не копьё древнего бога, но нечто более старое, простое и неодолимое, прячущееся в осях земли, в отливах и приливах, в тучах и ветре. То, что управляет ими – вечное напряжение, бездумная воля, неустанная и непобедимая. Напряжение клинка, летящего против воздуха? Смертоносной пружины смерча? Водоворота, свивающегося со дна ледяных течений? Гор перед лавиной или вулкана перед взрывом кипящего камня?
Но – нет. Это ток электричества по металлическим венам, мгновение принятого решения и сухой стук расколотого молнией дерева. Это голубоватый грозовой свет, запах озона и синяя сталь. Не струны натянуты под рукой – протянулись провода сквозь ветер и дождь, связали мили земли в один пульсирующий узел, который не развязать и не разрубить. Это чистая энергия без ограничений материи, мысль и побуждение, желание и исполнение. Говорят, что в стремительном блеске синего огня, секундах ветвящегося света – жизнь: гнев и вдохновение, любовь и безумие.
Тонкая ладонь ложится на плечо, в глазах пляшут синие искры – куда там огню, это импульсы и разряды светят ледяным отблеском. Саламандры пляшут в огне, серебряные змеи танцуют в глубинах океана, а какие создания мчатся в разрядах молний, в тонких линиях проводов, в коротких проблесках статического электричества? У них ледяные глаза и пустые узкие лица, они целуют, вдыхая жизнь – или смерть. Сердце пропускает удар – бездна пролегает в мгновение и исчезает в адреналиновой вспышке, кровь замирает и внезапно стучит в висках с неожиданной скоростью, мозг оглушён картинами слепяще-белого бессмертия.
Тишины нет: шепчет короткая трава, шелестит, поднимаясь под ветром, слюдяной песок, нарастает напряжение в горячем воздухе. Треск неостановимой мощи, прокатывающейся сквозь пространство, наполняет душу звериным страхом, хочется оскалиться и отпрянуть. Особенно слышно это на юге, где грозы сухи, воздух натянут струнами от туч до склонённой травы, электричество потрескивает в листьях, в гальке, в каждом вздохе; когда сталкиваются тучи в небе, гром раскатывается над степью.
Кто поднимет меч на него – ведь поток мгновенного холодного огня хлынет, атакуя. Потом канут в воды дни, тысячи тысяч дней, и его приручат. Не крошечной бабочкой на фитиле свечи, не подковой на счастье, не плодородным садом он ляжет под руку человека – но стихией, пойманной в мельничное колесо. Даже здесь его жизнь будет не работой привыкшей к стойлу лошади, а служением демона колдуну, заперевшего его в зачарованный круг. Переступи паутину меловых линий, ошибись в завитке буквы – и лавина мгновенной ослепительной смерти хлынет наружу. Замкнутый в тонких проводах, в переплетении металла и течении воды он живёт вне пространства и времени. Щелчок, и город накрывает сеть светящихся окон: многоэтажки и небоскрёбы, домики и уличные фонари, витрины магазинов и рекламные знаки. Разряд – и запнувшееся сердце вспоминает, как биться; норна не глядя поправляет уцелевшую нить.
Дыши со мной, говорит отмеченный им. И воздух врывается в лёгкие: горечь трав и свежесть прошедшего дождя, запах заряженного грозой воздуха.
***
Небесный огонь, как его называли раньше, невидим и быстр, он катится сквозь жизнь и смерть, сквозь всю вселенную. Он – в разуме птице, в шуме мегаполиса, в горении звёзд и движении воздуха, в безгранично разворачивающейся спирали вселенной. Не копьё древнего бога, но нечто более старое, простое и неодолимое, прячущееся в осях земли, в отливах и приливах, в тучах и ветре. То, что управляет ими – вечное напряжение, бездумная воля, неустанная и непобедимая. Напряжение клинка, летящего против воздуха? Смертоносной пружины смерча? Водоворота, свивающегося со дна ледяных течений? Гор перед лавиной или вулкана перед взрывом кипящего камня?
Но – нет. Это ток электричества по металлическим венам, мгновение принятого решения и сухой стук расколотого молнией дерева. Это голубоватый грозовой свет, запах озона и синяя сталь. Не струны натянуты под рукой – протянулись провода сквозь ветер и дождь, связали мили земли в один пульсирующий узел, который не развязать и не разрубить. Это чистая энергия без ограничений материи, мысль и побуждение, желание и исполнение. Говорят, что в стремительном блеске синего огня, секундах ветвящегося света – жизнь: гнев и вдохновение, любовь и безумие.
Тонкая ладонь ложится на плечо, в глазах пляшут синие искры – куда там огню, это импульсы и разряды светят ледяным отблеском. Саламандры пляшут в огне, серебряные змеи танцуют в глубинах океана, а какие создания мчатся в разрядах молний, в тонких линиях проводов, в коротких проблесках статического электричества? У них ледяные глаза и пустые узкие лица, они целуют, вдыхая жизнь – или смерть. Сердце пропускает удар – бездна пролегает в мгновение и исчезает в адреналиновой вспышке, кровь замирает и внезапно стучит в висках с неожиданной скоростью, мозг оглушён картинами слепяще-белого бессмертия.
Тишины нет: шепчет короткая трава, шелестит, поднимаясь под ветром, слюдяной песок, нарастает напряжение в горячем воздухе. Треск неостановимой мощи, прокатывающейся сквозь пространство, наполняет душу звериным страхом, хочется оскалиться и отпрянуть. Особенно слышно это на юге, где грозы сухи, воздух натянут струнами от туч до склонённой травы, электричество потрескивает в листьях, в гальке, в каждом вздохе; когда сталкиваются тучи в небе, гром раскатывается над степью.
Кто поднимет меч на него – ведь поток мгновенного холодного огня хлынет, атакуя. Потом канут в воды дни, тысячи тысяч дней, и его приручат. Не крошечной бабочкой на фитиле свечи, не подковой на счастье, не плодородным садом он ляжет под руку человека – но стихией, пойманной в мельничное колесо. Даже здесь его жизнь будет не работой привыкшей к стойлу лошади, а служением демона колдуну, заперевшего его в зачарованный круг. Переступи паутину меловых линий, ошибись в завитке буквы – и лавина мгновенной ослепительной смерти хлынет наружу. Замкнутый в тонких проводах, в переплетении металла и течении воды он живёт вне пространства и времени. Щелчок, и город накрывает сеть светящихся окон: многоэтажки и небоскрёбы, домики и уличные фонари, витрины магазинов и рекламные знаки. Разряд – и запнувшееся сердце вспоминает, как биться; норна не глядя поправляет уцелевшую нить.
Дыши со мной, говорит отмеченный им. И воздух врывается в лёгкие: горечь трав и свежесть прошедшего дождя, запах заряженного грозой воздуха.
понедельник, 11 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Почти всё *_* в следующий раз надо будет не тормозить, а писать сразу как появится идея. Заставлять себя дописывать старое - просто нереально сложно! Хочется сбежать в новый проект, качество страдает, самооценка тоже -__-
***
Смутные времена – эпос в грохочущих железом десятилетиях, это дракон, пытающийся уместиться в узкие улицы между нависающими великанами многоэтажек, это нечисть, которая устала от затхлых подземелий, переселилась в небоскрёбы и научилась водить машины, работать на компьютерах и завязывать галстуки. В квартирах под крышей и грязных переулках разворачиваются битвы, о которых бы складывать легенды – но пишутся обрывки-отчёты и стихи, о которых современники говорят с ужасом, а историки – с восхищением.
Тебе не место в таких историях. Твоя летопись – дом у моря, виноградная плеть у калитки, яблочный сад, сиреневые сумерки. Твоим бы дням полниться солнцем, запахом хлеба и скошенной травы, поцелуями на пороге и теплом очага. Кто-то скажет: злые шутки судьбы, ты родился не в то время!..
Когда мир встаёт на дыбы, переворачивается с ног на голову, всё кипит и люди сходят с ума, на улицах погром и у власти чудовище с душой крестоносца, ты не веришь в фанатичные разоблачения и громкие слова. Тебе кажется сначала смешным, потом странным, и дальше и вовсе невозможным вся эта муть.
Заходишь домой, поднимаясь по узкой скрипящей лесенке, разматываешь шарф, прикрываешь глаза. Ты не сразу понимаешь, как эти люди – такие взрослые, умные, отточено-элегантные – легко срываются из непринуждённой беседы в дуэль, но твой мир рушится на глазах. Всё, что имеет значение, стремительно обесценивается, разворачивается пружина истерии и ярости, водоворот чужих амбиций. Тебе-то только и хотелось, что пить свой чай, смотреть на любимый город из своей квартирки, читать у камина и кормить кошку.
Нет. Не всем ты понравишься, и даже самые доброжелательные зададутся вопросом: что он здесь делает? Как вообще настолько неподходящий и абсурдно обыкновенный человек оказался в центре гремящих десятилетий смуты, среди великих свершений, среди подвигов и провалов, интриг и открытий? Потом, на другой стороне страницы, экрана и песни кто-то влюбится в прямой взгляд одного из твоих друзей (в него все были немножко влюблены, это даже не в счёт), кто-то спрячет в ящик стола ветхую фотографию – на память. Кто-то презрительно усмехнётся: да что он там вообще делал, не воин и не герой, бесполезный и ненужный, так, проходной персонаж. Кто-то улыбнётся снисходительно, оторвавшись от чертежей катакомб и писем – не всем же быть талантливыми, не всем сражаться на баррикадах и побеждать – не всем. А ты что делал? Заваривал чай, ждал с ночных погонь тех, о ком потом сложили баллады, стоял с краю на фотографии и, ввязавшись в проигранную битву, сложил голову одним из первых.
Я знаю: есть границы, за которыми крадётся невидимая смерть. Она не боится ни креста, ни лекарства, не бежит от света и не пропадает от заклинания. О ней не знают чародеи, её не видят воины, учёные в засекреченных лабораториях не заперли её в пробирки и не изучили строение. Это вирус, бросающий нас на баррикады; это отчаяние, когда капсула с ядом становится последним выходом; это шелест сходящей лавины и огонь, сжирающий рукопись. Это линия надрыва, по которой так легко сорваться в пропасть. Стражи таких границ – тихие люди с прозрачными улыбками и тёплыми руками, не знающими оружия; их битвы – ночные беседы за кружкой кофе, разговоры в поезде и прогулки в осеннем парке.
Тебе не место и не время у такого разлома. Да, кто-то скажет: тебе не место в таких историях. Но это твоё имя я вспомню на границе темноты, стоя у бездны, на грани обморока. Встану, переведу дух и налью чая в толстостенную чашку. И всё будет хорошо.
Призрак пустоты отступит, просочится сквозь стены. Нет ему добычи здесь.
***
Смутные времена – эпос в грохочущих железом десятилетиях, это дракон, пытающийся уместиться в узкие улицы между нависающими великанами многоэтажек, это нечисть, которая устала от затхлых подземелий, переселилась в небоскрёбы и научилась водить машины, работать на компьютерах и завязывать галстуки. В квартирах под крышей и грязных переулках разворачиваются битвы, о которых бы складывать легенды – но пишутся обрывки-отчёты и стихи, о которых современники говорят с ужасом, а историки – с восхищением.
Тебе не место в таких историях. Твоя летопись – дом у моря, виноградная плеть у калитки, яблочный сад, сиреневые сумерки. Твоим бы дням полниться солнцем, запахом хлеба и скошенной травы, поцелуями на пороге и теплом очага. Кто-то скажет: злые шутки судьбы, ты родился не в то время!..
Когда мир встаёт на дыбы, переворачивается с ног на голову, всё кипит и люди сходят с ума, на улицах погром и у власти чудовище с душой крестоносца, ты не веришь в фанатичные разоблачения и громкие слова. Тебе кажется сначала смешным, потом странным, и дальше и вовсе невозможным вся эта муть.
Заходишь домой, поднимаясь по узкой скрипящей лесенке, разматываешь шарф, прикрываешь глаза. Ты не сразу понимаешь, как эти люди – такие взрослые, умные, отточено-элегантные – легко срываются из непринуждённой беседы в дуэль, но твой мир рушится на глазах. Всё, что имеет значение, стремительно обесценивается, разворачивается пружина истерии и ярости, водоворот чужих амбиций. Тебе-то только и хотелось, что пить свой чай, смотреть на любимый город из своей квартирки, читать у камина и кормить кошку.
Нет. Не всем ты понравишься, и даже самые доброжелательные зададутся вопросом: что он здесь делает? Как вообще настолько неподходящий и абсурдно обыкновенный человек оказался в центре гремящих десятилетий смуты, среди великих свершений, среди подвигов и провалов, интриг и открытий? Потом, на другой стороне страницы, экрана и песни кто-то влюбится в прямой взгляд одного из твоих друзей (в него все были немножко влюблены, это даже не в счёт), кто-то спрячет в ящик стола ветхую фотографию – на память. Кто-то презрительно усмехнётся: да что он там вообще делал, не воин и не герой, бесполезный и ненужный, так, проходной персонаж. Кто-то улыбнётся снисходительно, оторвавшись от чертежей катакомб и писем – не всем же быть талантливыми, не всем сражаться на баррикадах и побеждать – не всем. А ты что делал? Заваривал чай, ждал с ночных погонь тех, о ком потом сложили баллады, стоял с краю на фотографии и, ввязавшись в проигранную битву, сложил голову одним из первых.
Я знаю: есть границы, за которыми крадётся невидимая смерть. Она не боится ни креста, ни лекарства, не бежит от света и не пропадает от заклинания. О ней не знают чародеи, её не видят воины, учёные в засекреченных лабораториях не заперли её в пробирки и не изучили строение. Это вирус, бросающий нас на баррикады; это отчаяние, когда капсула с ядом становится последним выходом; это шелест сходящей лавины и огонь, сжирающий рукопись. Это линия надрыва, по которой так легко сорваться в пропасть. Стражи таких границ – тихие люди с прозрачными улыбками и тёплыми руками, не знающими оружия; их битвы – ночные беседы за кружкой кофе, разговоры в поезде и прогулки в осеннем парке.
Тебе не место и не время у такого разлома. Да, кто-то скажет: тебе не место в таких историях. Но это твоё имя я вспомню на границе темноты, стоя у бездны, на грани обморока. Встану, переведу дух и налью чая в толстостенную чашку. И всё будет хорошо.
Призрак пустоты отступит, просочится сквозь стены. Нет ему добычи здесь.
воскресенье, 10 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Утром вышла из дома в мерзком настроении: два дня выходных оказались серыми и пасмурными, а сегодня вдруг солнце и тепло! И на работу совершенно не хотелось, я ведь и эту подработку нашла для того, чтобы "попробовать" - и оказалось, что такие дикие эксперименты не для меня. В общем, я уже решила уходить, и теперь каждый раз иду, внутренне сжимаясь в комочек под столом: опять будут люди, шум, куча дел одновременно, какой-то бардак... Такими мыслями накрутила себя до такой степени, что собственно на работу пришла уже в ярости на мир, на высшую несправедливость и на человечество в общем. А потом чирлидерша сказала, что на меня смотреть страшно, и конечно радости мне это не прибавило.
Но всё наладилось! В перерыв я сбежала из здания и увидела, что из-за облака видно луну, совсем рядом с солнцем и очень большую. То есть сначала подумала, что это была луна, но какая-то огромная и очень яркая. Я вспомнила, что мы говорили об этом в школе на асторологии: про оптическую иллюзию двух солнечных дисков в небе. Вот это да =) не думала, что увижу.
В общем, на сколько-то мне стало лучше) и я взяла себе кофе. А ещё в Старбаксе наконец-то появилось печенье, которое я могу есть с удовольствием - карамельные голландские вафли. Вообще-то, я не любитель выпечки, особенно такой рассыпающейся и мягкой, которая везде есть, а вафли люблю твёрдые и сахарные, какие здесь почти не делают, так что не удержалась и купила. И ещё пакетик jelly belly - цветные конфетки; признаюсь честно, я их никогда не пробовала и взяла только потому, что их ел Доктор ^^
Пока я пила свой кофе, чирлидерша собиралась домой и поняла, что я уже не собираюсь всех поубивать, так что со мной можно безопасно разговаривать. Она раньше уже несколько раз вскользь упоминала, что неплохо было бы куда-нибудь сходить вне работы, но ничего точного не получалось, а сейчас собралась и позвала меня на X-Men. Ужас, как давно я не была в кино! Я не настолько люблю фильмы и вечно не понимаю половину, так что в моём понимании куча проблем - собраться, узнать расписание автобусов, выбрать кинотеатр, заказать билеты, освождать время - никогда не окупается двумя часами просмотра. Я лучше подожду и, если уж надо будет, посмотрю дома под чай-) Иногда мне хочется сходить на что-нибудь, но это недостаточно сильная мотивация. Вот если меня вытащить, погулять и потом в кино - то да, я радуюсь. И после всех постов во фленте на Иксмен мне хотелось сходить, но одна я бы не собралась. А так удачно сложилось.
***
А ещё я ужасно-ужасно хочу покататься на колесе обозрения. В Сиэтле оно есть в центре, в принципе, доехать не трудно - сесть на автобус и докатиться до места, а там купить билет и вперёд! В будний день даже лучше, меньше очереди, быстрее добираться. Но здесь та же проблема, что и с кино: ехать сорок минут и тратить полдня ради пяти минут?.. если бы я там была ещё по каким-то делам - то вполне, но так - нет уж.
Но всё наладилось! В перерыв я сбежала из здания и увидела, что из-за облака видно луну, совсем рядом с солнцем и очень большую. То есть сначала подумала, что это была луна, но какая-то огромная и очень яркая. Я вспомнила, что мы говорили об этом в школе на асторологии: про оптическую иллюзию двух солнечных дисков в небе. Вот это да =) не думала, что увижу.
В общем, на сколько-то мне стало лучше) и я взяла себе кофе. А ещё в Старбаксе наконец-то появилось печенье, которое я могу есть с удовольствием - карамельные голландские вафли. Вообще-то, я не любитель выпечки, особенно такой рассыпающейся и мягкой, которая везде есть, а вафли люблю твёрдые и сахарные, какие здесь почти не делают, так что не удержалась и купила. И ещё пакетик jelly belly - цветные конфетки; признаюсь честно, я их никогда не пробовала и взяла только потому, что их ел Доктор ^^
Пока я пила свой кофе, чирлидерша собиралась домой и поняла, что я уже не собираюсь всех поубивать, так что со мной можно безопасно разговаривать. Она раньше уже несколько раз вскользь упоминала, что неплохо было бы куда-нибудь сходить вне работы, но ничего точного не получалось, а сейчас собралась и позвала меня на X-Men. Ужас, как давно я не была в кино! Я не настолько люблю фильмы и вечно не понимаю половину, так что в моём понимании куча проблем - собраться, узнать расписание автобусов, выбрать кинотеатр, заказать билеты, освождать время - никогда не окупается двумя часами просмотра. Я лучше подожду и, если уж надо будет, посмотрю дома под чай-) Иногда мне хочется сходить на что-нибудь, но это недостаточно сильная мотивация. Вот если меня вытащить, погулять и потом в кино - то да, я радуюсь. И после всех постов во фленте на Иксмен мне хотелось сходить, но одна я бы не собралась. А так удачно сложилось.
***
А ещё я ужасно-ужасно хочу покататься на колесе обозрения. В Сиэтле оно есть в центре, в принципе, доехать не трудно - сесть на автобус и докатиться до места, а там купить билет и вперёд! В будний день даже лучше, меньше очереди, быстрее добираться. Но здесь та же проблема, что и с кино: ехать сорок минут и тратить полдня ради пяти минут?.. если бы я там была ещё по каким-то делам - то вполне, но так - нет уж.
суббота, 02 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Ура! Ещё один любимый персонаж ^^
***
У Майса куча друзей, ещё больше просто знакомых, десятки новых проектов, за спиной – горы сомнительных приключений и странных историй. У Майса сотни масок, меняющихся одна за другой. Его секреты, погребённые под блеском и шумом, - омуты в черноту.
Только однажды кто-то осмелился спросить о его имени.
- Если бы тебя звали Тибальт, - меланхолично ответил тогда Майс, - То ты бы меня понял. А мыши… мыши это хорошо.
Только в доме Моргана Майс затихал и становился странно незаметным. Он наблюдал, и глаза у него светились как свечки над болотной тиной: два жёлтых призрачных огонька уставились из зрачков.
Со всеми остальными Майс устраивал представления и разыгрывал драмы, не нуждаясь практически в поддержке – разве что в аудитории. Он втекал в сложившуюся компанию как ртуть и заполнял собой свободное пространство. Говорил он много, ярко и живо, наклонившись вперёд, жестикулируя артистично и слегка рисуясь, смеялся отрыто и громко, и рассказывал фантастические истории о своих путешествиях: о провалившейся с грохотом египетской кампании и о переходе через пустыню, о луне над остывающими дюнами, об исследовательском центре в Исландии, о полумистическом проекте Порог и учёных-чародеях, ведущих его, о невероятных аферах и явно незаконных авантюрах.
…А потом он приходил к Моргану как к себе домой, устраивался в кресло и часами молчал, глядя поверх бокала. Глаза его становились совершенно кошачьими, и в них плавали жёлтые отражения огня.
дальше
***
У Майса куча друзей, ещё больше просто знакомых, десятки новых проектов, за спиной – горы сомнительных приключений и странных историй. У Майса сотни масок, меняющихся одна за другой. Его секреты, погребённые под блеском и шумом, - омуты в черноту.
Только однажды кто-то осмелился спросить о его имени.
- Если бы тебя звали Тибальт, - меланхолично ответил тогда Майс, - То ты бы меня понял. А мыши… мыши это хорошо.
Только в доме Моргана Майс затихал и становился странно незаметным. Он наблюдал, и глаза у него светились как свечки над болотной тиной: два жёлтых призрачных огонька уставились из зрачков.
Со всеми остальными Майс устраивал представления и разыгрывал драмы, не нуждаясь практически в поддержке – разве что в аудитории. Он втекал в сложившуюся компанию как ртуть и заполнял собой свободное пространство. Говорил он много, ярко и живо, наклонившись вперёд, жестикулируя артистично и слегка рисуясь, смеялся отрыто и громко, и рассказывал фантастические истории о своих путешествиях: о провалившейся с грохотом египетской кампании и о переходе через пустыню, о луне над остывающими дюнами, об исследовательском центре в Исландии, о полумистическом проекте Порог и учёных-чародеях, ведущих его, о невероятных аферах и явно незаконных авантюрах.
…А потом он приходил к Моргану как к себе домой, устраивался в кресло и часами молчал, глядя поверх бокала. Глаза его становились совершенно кошачьими, и в них плавали жёлтые отражения огня.
дальше
летописец " Hunting words I sit all night."
Луна Волка, голодная и любопытная, щурилась над миром в ночь его рождения; под низкими тучами вился ветер, и это было не время для ангелов и фей. Но у колыбели встал дух с холодными лисьими глазами и руками часовщика. Что за дар принёс он с собой?..
Моргана приятно слушать. Он говорит чётко и тихо, голос чистый, негромкий, дикция опытного лектора подкупает мягкими, доверительными интонациями. В доброжелательной улыбке прячется тонкая ирония образованного человека – доступная только избранным… и, конечно, собеседнику. У Моргана много умных слов и текучих фраз, длинные конструкции сложноподчиненных предложений, цитат и терминов сплетаются шёлком, мёдом, дымом над водою. Это японские бусинки с расцветающими внутри стеклянной сферы хризантемами послушно надеваются на нить его мысли, свиваясь кольцами и спиралями. Серебряные монетки взблёскивают серебром прежде, чем беззвучно кануть в непроглядные волны.
Взгляды Моргана вызывающе либеральны для его времени, и он выставляет их с такой небрежностью, что она кажется эпатажем. Запрещённые книги он читает не таясь, его подчёркнуто аполитичные высказывание звучат как обличения – если бы высказаны были не им. Но его интересует наука, работа, раритетные издания и литература. До современности он снисходит. Иногда.
Его старомодность во всём, кроме мировоззрения, становится легендой: предметом обсуждений оказываются его безошибочно выверенные манеры, расплывчато-многозначные формулировки, ненавязчивая, но явная классика его одежды, отчётливое пренебрежение не то что техникой, но даже и газетами – Морган ограничивался изредка вырезанными научными статьями, а новостные страницы выбрасывал, не читая.
Морган живёт в доме, построенном ещё до переворота. Там длинные комнаты с высокими створчатыми окна, сводчатый потолок и много полированного дерева, книг, удобной и старой мебели, осенних цветов. На каминной полке в гостиной – несколько фотографий, композиция из листьев и снежный шар. Приходить в гости к Моргану – почти чудо. Время замедляется, тревоги и беспокойство остаются снаружи, Морган заваривает чай с бергамотом и приветствует друзей и знакомых. К нему приходят, разумеется, часто – почти каждый четверг. Разумеется, это незаконно – в их беседах почтение к букве закона уравновешивается откровенной насмешкой над его духом.
дальше
Моргана приятно слушать. Он говорит чётко и тихо, голос чистый, негромкий, дикция опытного лектора подкупает мягкими, доверительными интонациями. В доброжелательной улыбке прячется тонкая ирония образованного человека – доступная только избранным… и, конечно, собеседнику. У Моргана много умных слов и текучих фраз, длинные конструкции сложноподчиненных предложений, цитат и терминов сплетаются шёлком, мёдом, дымом над водою. Это японские бусинки с расцветающими внутри стеклянной сферы хризантемами послушно надеваются на нить его мысли, свиваясь кольцами и спиралями. Серебряные монетки взблёскивают серебром прежде, чем беззвучно кануть в непроглядные волны.
Взгляды Моргана вызывающе либеральны для его времени, и он выставляет их с такой небрежностью, что она кажется эпатажем. Запрещённые книги он читает не таясь, его подчёркнуто аполитичные высказывание звучат как обличения – если бы высказаны были не им. Но его интересует наука, работа, раритетные издания и литература. До современности он снисходит. Иногда.
Его старомодность во всём, кроме мировоззрения, становится легендой: предметом обсуждений оказываются его безошибочно выверенные манеры, расплывчато-многозначные формулировки, ненавязчивая, но явная классика его одежды, отчётливое пренебрежение не то что техникой, но даже и газетами – Морган ограничивался изредка вырезанными научными статьями, а новостные страницы выбрасывал, не читая.
Морган живёт в доме, построенном ещё до переворота. Там длинные комнаты с высокими створчатыми окна, сводчатый потолок и много полированного дерева, книг, удобной и старой мебели, осенних цветов. На каминной полке в гостиной – несколько фотографий, композиция из листьев и снежный шар. Приходить в гости к Моргану – почти чудо. Время замедляется, тревоги и беспокойство остаются снаружи, Морган заваривает чай с бергамотом и приветствует друзей и знакомых. К нему приходят, разумеется, часто – почти каждый четверг. Разумеется, это незаконно – в их беседах почтение к букве закона уравновешивается откровенной насмешкой над его духом.
дальше
летописец " Hunting words I sit all night."
Вы когда-нибудь замечали, каким ужасным выглядит только что законченный текст? Будто литературный франкенштейн - нога оттуда, рука отсюда, зубы вообще позаимстововали из ближайшего стаканчика... кошмар.
Зато новый проект, разумеется, гениален! Там-то и развернётся весь ваш талант, и вы поразите себя и читателей внезапно открывшейся истиной х_х
Зато новый проект, разумеется, гениален! Там-то и развернётся весь ваш талант, и вы поразите себя и читателей внезапно открывшейся истиной х_х
пятница, 01 июля 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
С моим тормозом надо что-то делать -__- видимо, впечатлившись неписцом во время четверти, мозг испугался и решил, что раз есть время - надо генерировать идеи срочно-срочно! Не успела я хорошенько доработать Смутные времена, как меня ударило новым проектом, и я написала по нему четыре страницы и наброски. Не могу остановится или переключится на старое: мозг всё ещё паникует, что вот сейчас время закончится и графоманить снова будет некогда, и мы точно помрём без текстов. Вот блин!.. а что же делать с Временами?
среда, 29 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Я смотрю, в мою техно-неразвитость никто не поверил) зато взрывной темперамент под внешней сдержанностью показался достоверным! Интересно, что ответы у многих совпадали, то есть куча народу воспринимает меня одинаково. Но попробую написать разоблачение:
1. У меня всегда куча идей и историй, которые надо записать. Они такая часть меня, которая никогда полностью не исчезает - хотя бывает, что мне буквально не хватает времени их все реализовать. - правда! даже если бы у меня не было новых поступающих идей, всё равно остаётся воз старых, которые я обдумала и не потянула, обдумала и отложила, запланировала и решила сделать попозже. Я так вижу мир, сквозь истории. Всегда)
2. При этом я жуткий перфекционист, и если у меня что-то не получается, то это трагедия на месяц. Если что-то выходит плохо, то мне легче вообще не начинать. - я смотрю, многим показался верным, а на самом деле это первая неправда. Мне важно работать хорошо, выкладываться в полную силу и добиваться результата, но я совершенно спокойно отношусь к тому, что совершаю промахи (особенно на начальных этапах). Вполне можно понять по откровенно слабой "Тете", например, что я вполне могу и делаю иногда так себе или даже плохо. Ничего! Потом я смогу лучше! Так что к провалам отношусь ровно.
3. Я много успеваю, потому что одновременно занимаюсь несколькими делами сразу: пишу доклад, например, в перерывах слушая обучающее аудио и сортируя вещи в шкаф. - ну разумеется неправда, всеми угаданная. Я абсолютно не многозадачный человек и даже чая вам ровно налить не смогу, если со мной заговорить. А как люди ухитряются вязать под сериал или писать смс на уроке, я просто не представляю. Успевала я много потому, что могла полностью отключиться и сосредоточиться на текущем деле, и в итоге заканчивала, скажем, задание по грамматике в два-три раза быстрее, чем остальные.
4. Самое близкое к влюблённости чувство я испытывала к человеку, которого в жизни не видела и который и сейчас у меня есть в избранном -) - я уже признавалась, что это правда. У меня была пара лет платонического чувства к одному из моих ПЧитателей.
5. Я боюсь толпы, шума и незнакомых людей, поэтому хотела бы жить где-нибудь вдали от города и неделями никого не видеть. - неправда, несмотря на мою интровертность. Я не люблю, когда незнакомые люди меня тормошат и общают, а вот наблюдать очень люблю! Лучший способ провести выходные - поехать в центр или на Гринлэйк, сидеть в кафе, смотреть и подмечать. Это безумно интересно и познавательно. А в города я искренне влюбляюсь и жить в глуши бы не смогла.
ещё факты
Врать, оказывается, я умею правдоподобно и с удовольствием =) даже не знаю, радоваться или огорчаться.
1. У меня всегда куча идей и историй, которые надо записать. Они такая часть меня, которая никогда полностью не исчезает - хотя бывает, что мне буквально не хватает времени их все реализовать. - правда! даже если бы у меня не было новых поступающих идей, всё равно остаётся воз старых, которые я обдумала и не потянула, обдумала и отложила, запланировала и решила сделать попозже. Я так вижу мир, сквозь истории. Всегда)
2. При этом я жуткий перфекционист, и если у меня что-то не получается, то это трагедия на месяц. Если что-то выходит плохо, то мне легче вообще не начинать. - я смотрю, многим показался верным, а на самом деле это первая неправда. Мне важно работать хорошо, выкладываться в полную силу и добиваться результата, но я совершенно спокойно отношусь к тому, что совершаю промахи (особенно на начальных этапах). Вполне можно понять по откровенно слабой "Тете", например, что я вполне могу и делаю иногда так себе или даже плохо. Ничего! Потом я смогу лучше! Так что к провалам отношусь ровно.
3. Я много успеваю, потому что одновременно занимаюсь несколькими делами сразу: пишу доклад, например, в перерывах слушая обучающее аудио и сортируя вещи в шкаф. - ну разумеется неправда, всеми угаданная. Я абсолютно не многозадачный человек и даже чая вам ровно налить не смогу, если со мной заговорить. А как люди ухитряются вязать под сериал или писать смс на уроке, я просто не представляю. Успевала я много потому, что могла полностью отключиться и сосредоточиться на текущем деле, и в итоге заканчивала, скажем, задание по грамматике в два-три раза быстрее, чем остальные.
4. Самое близкое к влюблённости чувство я испытывала к человеку, которого в жизни не видела и который и сейчас у меня есть в избранном -) - я уже признавалась, что это правда. У меня была пара лет платонического чувства к одному из моих ПЧитателей.
5. Я боюсь толпы, шума и незнакомых людей, поэтому хотела бы жить где-нибудь вдали от города и неделями никого не видеть. - неправда, несмотря на мою интровертность. Я не люблю, когда незнакомые люди меня тормошат и общают, а вот наблюдать очень люблю! Лучший способ провести выходные - поехать в центр или на Гринлэйк, сидеть в кафе, смотреть и подмечать. Это безумно интересно и познавательно. А в города я искренне влюбляюсь и жить в глуши бы не смогла.
ещё факты
? Потому что это полная неправда. Мне действительно легче работать одной, но это не значит, что в группе тяжело. Больше задач, да, но как раз перехватить контроль мне неважно - просто обычно я автоматически выстраиваю план действия и стараюсь его показать остальным. Если есть лидер, то делюсь с ним соображениями и позволяю осуществить) если нет - без проблем сама встану у руля. В какой позиции быть, мне всё равно.Врать, оказывается, я умею правдоподобно и с удовольствием =) даже не знаю, радоваться или огорчаться.
вторник, 28 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Где-то он у меня уже мелькал) пять фактов - правда, пять нет.
1. У меня всегда куча идей и историй, которые надо записать. Они такая часть меня, которая никогда полностью не исчезает - хотя бывает, что мне буквально не хватает времени их все реализовать.
2. При этом я жуткий перфекционист, и если у меня что-то не получается, то это трагедия на месяц. Если что-то выходит плохо, то мне легче вообще не начинать.
3. Я много успеваю, потому что одновременно занимаюсь несколькими делами сразу: пишу доклад, например, в перерывах слушая обучающее аудио и сортируя вещи в шкаф.
4. Самое близкое к влюблённости чувство я испытывала к человеку, которого в жизни не видела и который и сейчас у меня есть в избранном -)
5. Я боюсь толпы, шума и незнакомых людей, поэтому хотела бы жить где-нибудь вдали от города и неделями никого не видеть.
6. Считаю уход за внешностью важной штукой и старательно подбираю одежду, макияж, причёску, цвета. Иногда даже встаю чуть пораньше, чтобы собраться и подготовиться полностью).
7. Ненавижу работать в группе, а если уж меня туда запихнули, мне становится жизненно необходимо проконтролировать всё происходящее и удостовериться, что работа сделана и закончена. Так что работать тяжело и окружающим, и мне самой.
8. Я технически необразована: не умею отправлять смс и проверять голосовую почту на телефоне и понятия не имею, что такой айфон и блэкберри (отличаются ли они вообще?). Более-менее разбираюсь только в своём ноуте, и то исключительно потому, что работаю на нём каждый день.
9. Хотя внешне летописец очень спокойный человек, у него бывают приступы ярости, с трудом поддающиеся контролю. Приходится на пару минут прятаться и успокаиваться.
10. При всей любви к наблюдению за миром, отвратительно эгоцентрична: не запоминаю лица, забываю имена и вообще кошмарно путаюсь в людях. Умудрилась закончить школу, не зная по имени ни одного одноклассника из своей high school.
Забавно, неправду писать оказалось гораздо легче и веселее, чем правду ^^
1. У меня всегда куча идей и историй, которые надо записать. Они такая часть меня, которая никогда полностью не исчезает - хотя бывает, что мне буквально не хватает времени их все реализовать.
2. При этом я жуткий перфекционист, и если у меня что-то не получается, то это трагедия на месяц. Если что-то выходит плохо, то мне легче вообще не начинать.
3. Я много успеваю, потому что одновременно занимаюсь несколькими делами сразу: пишу доклад, например, в перерывах слушая обучающее аудио и сортируя вещи в шкаф.
4. Самое близкое к влюблённости чувство я испытывала к человеку, которого в жизни не видела и который и сейчас у меня есть в избранном -)
5. Я боюсь толпы, шума и незнакомых людей, поэтому хотела бы жить где-нибудь вдали от города и неделями никого не видеть.
6. Считаю уход за внешностью важной штукой и старательно подбираю одежду, макияж, причёску, цвета. Иногда даже встаю чуть пораньше, чтобы собраться и подготовиться полностью).
7. Ненавижу работать в группе, а если уж меня туда запихнули, мне становится жизненно необходимо проконтролировать всё происходящее и удостовериться, что работа сделана и закончена. Так что работать тяжело и окружающим, и мне самой.
8. Я технически необразована: не умею отправлять смс и проверять голосовую почту на телефоне и понятия не имею, что такой айфон и блэкберри (отличаются ли они вообще?). Более-менее разбираюсь только в своём ноуте, и то исключительно потому, что работаю на нём каждый день.
9. Хотя внешне летописец очень спокойный человек, у него бывают приступы ярости, с трудом поддающиеся контролю. Приходится на пару минут прятаться и успокаиваться.
10. При всей любви к наблюдению за миром, отвратительно эгоцентрична: не запоминаю лица, забываю имена и вообще кошмарно путаюсь в людях. Умудрилась закончить школу, не зная по имени ни одного одноклассника из своей high school.
Забавно, неправду писать оказалось гораздо легче и веселее, чем правду ^^
воскресенье, 26 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Дурочка копалась в луже. Она набирала полные горсти камешков со дна и перебирала их. Больше всего вылавливалось серых и буро-коричневых, неровных как картофелины. Чуть реже встречались зеленоватые, будто подсвеченные плесенью на сломах. Иной раз поблёскивала бледно-жёлтая прожилка. Дурочка искала кремень, потому что в кремне прятался огонь; если бить по нему, искра испугается шума и выскочит наружу, и надо только отпрыгнуть подальше, пока не укусила.
Юбка и фартук Дурочки полоскались в луже; ботинки бы уже превратились в комья грязи, но она босиком вышла на улицу. В ботинках она вырастила нарциссы, и они стояли дома на подоконнике.
- Эй, Дурочка! Дурочка! - Анник, подхватив платье, слетела со ступенек и дёрнула её за рукав. Камешки посыпались в лужу, - Ты разве не видишь, что уже стемнело?
Дурочка подняла голову. У неё были светло-голубые глаза, очень блестящие и чуть расфокусированные.
- Что я говорила тебе? Что мы должны делать, когда становится темно?
- Возвращаться домой, - медленно сказала Дурочка.
- Не сиди в луже! Поднимайся и идём! - Анник дёрнула её за руку и нервно оглянулась. Что-то прошуршало над ними в темноте.
***
Дурочка свила гнездо на кровати. На самом деле, настоящей кровати не было, всего-то пара пустых ящиков, тонкий матрац и несколько тонких пледов один на другом.
- А мне уже двенадцать, - сказала Дурочка и засунула за щёку один из найденных кремней.
Мёртвая тишина вверху прорезалась стремительным клёкотом. Но свечи не горели, огни во всём городе были погашены. Анник плакала во сне. Дурочка широко раскрытыми глазами смотрела вверх, сквозь картонно-тонкую заслонку, сквозь мутные тучи, сквозь мелькающие тени.
- День Рождения, - удовлетворённо прошептала она, - Уже большая.
***
А это случилось нескоро. У Дурочки появилось платье: бледно-серое, тонкое как бумага от постоянной носки, и от колен пестрело заплатами. Но к платью полагались башмаки на твёрдой подошве, которая стучала по мостовой как молоточки. Тут-стук-стук. Нок-стук-тук-тук.
Они переехали в Уинкстельм: Дурочка, её сёстры Анник и Глэдис, старший брат Эгдон и маленький Тэдди. А ещё две кошки, крыса и горшочек с мятой.
Дурочка гуляла по улицам до самой темноты, и никто не сердился. Она слышала, как Эгдон сказал:
- Здесь ничего не случится. Они не заходят в город.
Так Дурочка оказалась совершенно свободна в самом лучшем городе на свете.
***
Дурочка умела читать. В школе её считали глупенькой, но она знала, что буквы - это те же слова, только их говорит бумага, а слышат глаза.
"Серебряный Каштан" - услышали её глаза надпись на деревянной вывеске, и она зашла.
Никогда она не встречала такое количество интересных вещей в одном месте. Широкий подоконник отводился под низкие ящички с травами, а стену напротив почти целиком занимала пожелтевшая карта. Карты, которые раньше видела Дурочка, представляли собой смешение голубого и зелёного с вкраплениями коричневого, но эти цвели золотыми, красными и чёрными чернилами, кудрявыми линиями на древнем пергаменте. Вместо лаконичных точек с названиями городов крошечные крепости вставали посреди лесов и на берегах рек, драконы свивали гнёзда над вершинами гор, а моря наполнялись диковинными рыбами, русалками, гидрами и крылатыми змеями. Дурочка приподнялась на цыпочки и осторожно проследила пальцем кудрявую линию реки.
Юбка и фартук Дурочки полоскались в луже; ботинки бы уже превратились в комья грязи, но она босиком вышла на улицу. В ботинках она вырастила нарциссы, и они стояли дома на подоконнике.
- Эй, Дурочка! Дурочка! - Анник, подхватив платье, слетела со ступенек и дёрнула её за рукав. Камешки посыпались в лужу, - Ты разве не видишь, что уже стемнело?
Дурочка подняла голову. У неё были светло-голубые глаза, очень блестящие и чуть расфокусированные.
- Что я говорила тебе? Что мы должны делать, когда становится темно?
- Возвращаться домой, - медленно сказала Дурочка.
- Не сиди в луже! Поднимайся и идём! - Анник дёрнула её за руку и нервно оглянулась. Что-то прошуршало над ними в темноте.
***
Дурочка свила гнездо на кровати. На самом деле, настоящей кровати не было, всего-то пара пустых ящиков, тонкий матрац и несколько тонких пледов один на другом.
- А мне уже двенадцать, - сказала Дурочка и засунула за щёку один из найденных кремней.
Мёртвая тишина вверху прорезалась стремительным клёкотом. Но свечи не горели, огни во всём городе были погашены. Анник плакала во сне. Дурочка широко раскрытыми глазами смотрела вверх, сквозь картонно-тонкую заслонку, сквозь мутные тучи, сквозь мелькающие тени.
- День Рождения, - удовлетворённо прошептала она, - Уже большая.
***
А это случилось нескоро. У Дурочки появилось платье: бледно-серое, тонкое как бумага от постоянной носки, и от колен пестрело заплатами. Но к платью полагались башмаки на твёрдой подошве, которая стучала по мостовой как молоточки. Тут-стук-стук. Нок-стук-тук-тук.
Они переехали в Уинкстельм: Дурочка, её сёстры Анник и Глэдис, старший брат Эгдон и маленький Тэдди. А ещё две кошки, крыса и горшочек с мятой.
Дурочка гуляла по улицам до самой темноты, и никто не сердился. Она слышала, как Эгдон сказал:
- Здесь ничего не случится. Они не заходят в город.
Так Дурочка оказалась совершенно свободна в самом лучшем городе на свете.
***
Дурочка умела читать. В школе её считали глупенькой, но она знала, что буквы - это те же слова, только их говорит бумага, а слышат глаза.
"Серебряный Каштан" - услышали её глаза надпись на деревянной вывеске, и она зашла.
Никогда она не встречала такое количество интересных вещей в одном месте. Широкий подоконник отводился под низкие ящички с травами, а стену напротив почти целиком занимала пожелтевшая карта. Карты, которые раньше видела Дурочка, представляли собой смешение голубого и зелёного с вкраплениями коричневого, но эти цвели золотыми, красными и чёрными чернилами, кудрявыми линиями на древнем пергаменте. Вместо лаконичных точек с названиями городов крошечные крепости вставали посреди лесов и на берегах рек, драконы свивали гнёзда над вершинами гор, а моря наполнялись диковинными рыбами, русалками, гидрами и крылатыми змеями. Дурочка приподнялась на цыпочки и осторожно проследила пальцем кудрявую линию реки.
летописец " Hunting words I sit all night."
Интересно, как проявляется талант.
Вот например, самый простой вариант, который первым приходит в голову - действительно одарённый человек, искренне любящий своё дело. У него призвание, и он по зову сердца в него вкладывает тонну времени и сил: рисует сотни картин, пишет кучу рассказов, шлифует стиль, по пути развивая чутьё, которое отличает его потом от других. Самое забавное в этом то, что на начальном этапе у него могут получаться кривенькие палочные наброски и беспомощные подростковые тексты, и все угробленные часы, бессонные ночи и бездна энергии отправится на помойку вместе с горой черновиков. Да-да, искра может проявиться на начальном этапе, сверкнуть сквозь плоские метафоры и неумело построенные композиции... а может и не сверкнуть, понимаете? Тогда "творение" вполне может выглядеть как обычное средненькое нечто - похвалить не за что. А вот позже, после того, как человек выбросит пару мешков эскизов и удалит килобайты текста, будет видно, что надо же!.. оказывается, это было не зря. В результате всех стараний, труда, работы и - я думаю - огромной любви к сотворению - получилось что-то живое, что-то такое, в чём есть не просто автор, время и работа. У меня во фленте есть такие люди, и их пугающе много)
А второй вариант такой: очень много работы! И при этом ноль таланта. То есть человек убивается о процесс, таскает из магазина рюкзаки учебников, слушает лекции и послушно отрисовывает десять тысяч часов, терзает пианино или мучает читателя: нет, а ты скажи, что не хватает? Самое ужасное, что всего хватает. Техника может быть идеальной. Вроде и грамотно сделано, нитки не торчат, несоотвествий нет, но это мёртвая материя. Так и хочется постучать молоточком на предмет внутренних пустот. Отсутствует - я не знаю, лёгкость, с которой импровизирует человек по-настоящему талантливый? подвижности гения? но ведь не обязательно быть гением, не обязателен костёр - но хотя бы искорка... думаю, все когда-нибудь видели таких людей, муторно и упрямо работающих над мертворождёнными созданиями, повторяя: гений состоит из девяноста девяти процентов труда. Да. Но процент таланта - это та хрупкая грань, отделяющая "скорее жив" от "давно помер".
Ну и третий вариан событий, самый забавный. А забавен он своей непередаваемой иронией, которая никогда мне не наскучит. Это когда в принципе талантливый человек с достойным восхищения упорством борется со своим даром. Совсем-то, конечно, его вывернуть не получается: настоящий талант вообще штука живучая - пока вы его заталкиваете подальше в погреб, он просачивается сквозь пол, и так далее. Но противостояние выходит интересное. Как бы рассказать, чтобы стало понятно?.. Это, например, когда автор пишет возвышенно-нравственных персонажей в поучительнейших обстоятельствах, а сквозь пасторский тон бьёт реальная жизнь. У бездарности и получился бы просто плоская вещичка, которую бы никто не читал. Другое дело, если автор хорош!.. и герои внезапно обретают маску: под благочестивостью проступает двойное дно, и их реплики звучат не то чтобы морализаторством, а какой-то тонкой насмешкой над собственным лицемерием. Это, например, когда художник, пытаясь показать несущественность земных радостей, с такой любовью и подробностями их вырисовывает, что зрители, конечно, валят толпами, но вот посыл какой-то... не такой... Создание оживает против воли создателя. Он пытается вбить в него свои принципы - оно дробится в двойных смыслах. Он упрощает характеры - а читатели внезапно начинают видеть в линейных персонажах совсем не то, что надо. Он добавляет персонажу грехов, а его всё равно любят. Талант начинает говорить, только вот уже не то, что пытается выразить автор.
Самое смешное тут, что в такой ситуации увидеть себя со стороны очень сложно. Можно годами продолжать удивляться, почему же глупые читатели никак не поймут, что того мерзавца нужно бы ненавидеть, сочувствовать вот этой парочке, а о политике я вообще не писал, где вы её усмотрели?..
Но наблюдать за борьбой - это все равно что смотреть на воду. Не оторвёшься)
Вот например, самый простой вариант, который первым приходит в голову - действительно одарённый человек, искренне любящий своё дело. У него призвание, и он по зову сердца в него вкладывает тонну времени и сил: рисует сотни картин, пишет кучу рассказов, шлифует стиль, по пути развивая чутьё, которое отличает его потом от других. Самое забавное в этом то, что на начальном этапе у него могут получаться кривенькие палочные наброски и беспомощные подростковые тексты, и все угробленные часы, бессонные ночи и бездна энергии отправится на помойку вместе с горой черновиков. Да-да, искра может проявиться на начальном этапе, сверкнуть сквозь плоские метафоры и неумело построенные композиции... а может и не сверкнуть, понимаете? Тогда "творение" вполне может выглядеть как обычное средненькое нечто - похвалить не за что. А вот позже, после того, как человек выбросит пару мешков эскизов и удалит килобайты текста, будет видно, что надо же!.. оказывается, это было не зря. В результате всех стараний, труда, работы и - я думаю - огромной любви к сотворению - получилось что-то живое, что-то такое, в чём есть не просто автор, время и работа. У меня во фленте есть такие люди, и их пугающе много)
А второй вариант такой: очень много работы! И при этом ноль таланта. То есть человек убивается о процесс, таскает из магазина рюкзаки учебников, слушает лекции и послушно отрисовывает десять тысяч часов, терзает пианино или мучает читателя: нет, а ты скажи, что не хватает? Самое ужасное, что всего хватает. Техника может быть идеальной. Вроде и грамотно сделано, нитки не торчат, несоотвествий нет, но это мёртвая материя. Так и хочется постучать молоточком на предмет внутренних пустот. Отсутствует - я не знаю, лёгкость, с которой импровизирует человек по-настоящему талантливый? подвижности гения? но ведь не обязательно быть гением, не обязателен костёр - но хотя бы искорка... думаю, все когда-нибудь видели таких людей, муторно и упрямо работающих над мертворождёнными созданиями, повторяя: гений состоит из девяноста девяти процентов труда. Да. Но процент таланта - это та хрупкая грань, отделяющая "скорее жив" от "давно помер".
Ну и третий вариан событий, самый забавный. А забавен он своей непередаваемой иронией, которая никогда мне не наскучит. Это когда в принципе талантливый человек с достойным восхищения упорством борется со своим даром. Совсем-то, конечно, его вывернуть не получается: настоящий талант вообще штука живучая - пока вы его заталкиваете подальше в погреб, он просачивается сквозь пол, и так далее. Но противостояние выходит интересное. Как бы рассказать, чтобы стало понятно?.. Это, например, когда автор пишет возвышенно-нравственных персонажей в поучительнейших обстоятельствах, а сквозь пасторский тон бьёт реальная жизнь. У бездарности и получился бы просто плоская вещичка, которую бы никто не читал. Другое дело, если автор хорош!.. и герои внезапно обретают маску: под благочестивостью проступает двойное дно, и их реплики звучат не то чтобы морализаторством, а какой-то тонкой насмешкой над собственным лицемерием. Это, например, когда художник, пытаясь показать несущественность земных радостей, с такой любовью и подробностями их вырисовывает, что зрители, конечно, валят толпами, но вот посыл какой-то... не такой... Создание оживает против воли создателя. Он пытается вбить в него свои принципы - оно дробится в двойных смыслах. Он упрощает характеры - а читатели внезапно начинают видеть в линейных персонажах совсем не то, что надо. Он добавляет персонажу грехов, а его всё равно любят. Талант начинает говорить, только вот уже не то, что пытается выразить автор.
Самое смешное тут, что в такой ситуации увидеть себя со стороны очень сложно. Можно годами продолжать удивляться, почему же глупые читатели никак не поймут, что того мерзавца нужно бы ненавидеть, сочувствовать вот этой парочке, а о политике я вообще не писал, где вы её усмотрели?..
Но наблюдать за борьбой - это все равно что смотреть на воду. Не оторвёшься)
летописец " Hunting words I sit all night."
Китайская чирлидерша не успокоилась и продолжает радовать меня - хотя, казалось бы, куда уж дальше. Когда я ем что-нибудь, она подходит и просит откусить. И я бы не возражала, если бы это было не прямо от моей еды! Как можно пить из одной чашки? Или откусывать от печенья, которое кто-то уже ел? Но, по-моему, её это не смущает. Ради справедливости добавлю - она мне тоже предлагает попробовать своё. Например, мокку (в том же стакане с единственной трубочкой, ааа!).
Аррр. Летописец в шоке, чирлидерша недоумевает, как можно было отказаться.
Аррр. Летописец в шоке, чирлидерша недоумевает, как можно было отказаться.
среда, 22 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
Ради этой зарисовки я начала "Смутные Времена" >_<
***
С каждым разом всё сложнее становится просыпаться, вставать в колючую зимнюю ночь, подставлять лицо под обжигающий ветер и шагать по высокому снегу. Зима никогда не кончится. Зима никогда не начиналась. Она вечна, вечна, вечна, бесконечные ночи, злые вьюги, мёртвое солнце и ослабевшие птицы. У костей селится холод, под кожей проступает северный рисунок. Снежные великаны проснулись и разрослись, они хотят захватить мир, щёлкают ледяные челюсти.
От недосыпа в голове бродят странные мысли! Забудь их, давай иначе: рисовать серебряной тушью пушистые звёзды и снег на чёрном полотне, острые шпили полупрозрачных соборов, и слышать, как плывёт призрак колокольного звона сквозь нежный морозный воздух. И пусть подавятся древние чудовища, но не получат наших душ: воздух пахнет гарью, порохом, адреналином. Весной. Там греются будущие ландыши под ноздреватым, ломким снегом; сырой шарф почти бесполезен, и дыхание оседает клубком седого пара. Слышен звон, с которым оно осыпается крошечными льдинками – крылышки фей трепещут в снегопаде.
Подо льдом рокот серо-золотой реки, свивающей в косы волны и страшные, предательски мягкие течения – и вдоль колючей гальки. Берега вьются, вьются, твои мысли летят над ними быстрее гончей, быстрее сокола, быстрее легконогого Локи, обгоняя зиму, вьюгу и само слово. Они о нежности, стискивающей горло, и тоске по недолговечности её – но ещё больше по её бессмертию, ранящему душу: вот уж прошло, отгорело, отплясало свой дикий танец, но узнаешь в торопливой речи знакомый ритм, в неровном почерке, и что-то заноет так остро и глубоко. Как сейчас, когда промороженными пальцами ощущаешь предчувствие апрельских оттепелей.
Тусклый проблеск доспеха, узкий луч клинка – прерывается цепочка следов, чуть дальше, за мгновение от края, встают яблони с кронами, полными живого снега и кошачьих снов. Всё почти закончилось, ты молодец, ты справишься обязательно. Ещё чуть-чуть пройти по ломкому насту, растереть варежкой ледяные щёки, и помнить самое главное – например, за спиной висит невидимый меч, с которым ты отлично управляешься, а за полшага от тебя идёт ангел; у него неслышная поступь, но прозрачная рука невесомо ложится тебе на плечо.
Над трясиной спящей неустойчив шаг, замерзает вздох, наползает мрак; не смотри назад, там растёт гроза, не смотри вперёд, там идёт война. Ты закрой глаза, протяни ладонь – и мои слова да к твоим словам, и да будет так. Верь: пройдёт гроза и падёт роса под ноги тебе. Где же ты была и кого ждала в стылом январе? Ведь твоя судьба – солнце и вода стаявших льдов, рушится зима, все твои слова оживают вновь, так сожми перо, улыбнись весне и не смей молчать. Чёрные года, вы не навсегда, утихает кровь, замолкает медь, и века спустя я пишу тебе о надежде жить.
Что будет? Что было? В какой необъятно-древней стране крылатые корабли взрезают волны, неся навстречу предпетой судьбе – выбор? В каких гремящих, беспорядочных, захлёбывающихся весенним льдом пополам со слезами и стихами десятилетиях чья-то рука с пальцами, перепачканными в чернилах, впишет надежду в тонкую обёрнутую тканью тетрадку? Эти годы пройдут, эти десятилетия смуты отхлынут, обнажая берега – и золотая речь, и звонкие строки вырвутся наружу.
Это было и будет, говорит ангел с улыбкой ребёнка и глазами, в которых светится солнце, но я никогда не оставлю тебя.
И поверх истёртого фолианта ложится запечатанный в древние ножны меч.
Дремлет воинство ангелов, тлеет свеча, на ладони распускается снег.
***
С каждым разом всё сложнее становится просыпаться, вставать в колючую зимнюю ночь, подставлять лицо под обжигающий ветер и шагать по высокому снегу. Зима никогда не кончится. Зима никогда не начиналась. Она вечна, вечна, вечна, бесконечные ночи, злые вьюги, мёртвое солнце и ослабевшие птицы. У костей селится холод, под кожей проступает северный рисунок. Снежные великаны проснулись и разрослись, они хотят захватить мир, щёлкают ледяные челюсти.
От недосыпа в голове бродят странные мысли! Забудь их, давай иначе: рисовать серебряной тушью пушистые звёзды и снег на чёрном полотне, острые шпили полупрозрачных соборов, и слышать, как плывёт призрак колокольного звона сквозь нежный морозный воздух. И пусть подавятся древние чудовища, но не получат наших душ: воздух пахнет гарью, порохом, адреналином. Весной. Там греются будущие ландыши под ноздреватым, ломким снегом; сырой шарф почти бесполезен, и дыхание оседает клубком седого пара. Слышен звон, с которым оно осыпается крошечными льдинками – крылышки фей трепещут в снегопаде.
Подо льдом рокот серо-золотой реки, свивающей в косы волны и страшные, предательски мягкие течения – и вдоль колючей гальки. Берега вьются, вьются, твои мысли летят над ними быстрее гончей, быстрее сокола, быстрее легконогого Локи, обгоняя зиму, вьюгу и само слово. Они о нежности, стискивающей горло, и тоске по недолговечности её – но ещё больше по её бессмертию, ранящему душу: вот уж прошло, отгорело, отплясало свой дикий танец, но узнаешь в торопливой речи знакомый ритм, в неровном почерке, и что-то заноет так остро и глубоко. Как сейчас, когда промороженными пальцами ощущаешь предчувствие апрельских оттепелей.
Тусклый проблеск доспеха, узкий луч клинка – прерывается цепочка следов, чуть дальше, за мгновение от края, встают яблони с кронами, полными живого снега и кошачьих снов. Всё почти закончилось, ты молодец, ты справишься обязательно. Ещё чуть-чуть пройти по ломкому насту, растереть варежкой ледяные щёки, и помнить самое главное – например, за спиной висит невидимый меч, с которым ты отлично управляешься, а за полшага от тебя идёт ангел; у него неслышная поступь, но прозрачная рука невесомо ложится тебе на плечо.
Над трясиной спящей неустойчив шаг, замерзает вздох, наползает мрак; не смотри назад, там растёт гроза, не смотри вперёд, там идёт война. Ты закрой глаза, протяни ладонь – и мои слова да к твоим словам, и да будет так. Верь: пройдёт гроза и падёт роса под ноги тебе. Где же ты была и кого ждала в стылом январе? Ведь твоя судьба – солнце и вода стаявших льдов, рушится зима, все твои слова оживают вновь, так сожми перо, улыбнись весне и не смей молчать. Чёрные года, вы не навсегда, утихает кровь, замолкает медь, и века спустя я пишу тебе о надежде жить.
Что будет? Что было? В какой необъятно-древней стране крылатые корабли взрезают волны, неся навстречу предпетой судьбе – выбор? В каких гремящих, беспорядочных, захлёбывающихся весенним льдом пополам со слезами и стихами десятилетиях чья-то рука с пальцами, перепачканными в чернилах, впишет надежду в тонкую обёрнутую тканью тетрадку? Эти годы пройдут, эти десятилетия смуты отхлынут, обнажая берега – и золотая речь, и звонкие строки вырвутся наружу.
Это было и будет, говорит ангел с улыбкой ребёнка и глазами, в которых светится солнце, но я никогда не оставлю тебя.
И поверх истёртого фолианта ложится запечатанный в древние ножны меч.
Дремлет воинство ангелов, тлеет свеча, на ладони распускается снег.
летописец " Hunting words I sit all night."
Сегодня скверный день. Слышите, как оконное стекло дрожит от дождевых струй, швальный ветер проносится по крыше, бьётся в каминной трубе и скатывается вниз по стенам, сшибая прибитые дождём листья с ветвей. Не беспокойтесь, дурная погода не редкость в этих местах, и мы умеем сражаться с её тусклым холодом. Поглядите, на моём столе горят свечи, двенадцать дивных ванильных свечей, и ещё одна, белая можжевеловая, сияет на подоконнике. Чай почти готов; возьмите чашку и садитесь, и укройте ноги пледом, по полу ходит сквозняк.
Моё золотое правило таково – я не задаю вопросов и не сужу чужих решений. Я наливаю чай, сажусь рядом и рассказываю историю, которая мне первой придёт в голову. Она не про вас, не про ваших друзей и не про ваши страхи или желания – не пытайтесь отыскать скрытый смысл или узнать по случайным деталям имена. Её не хотят помнить и не могут забыть, а я всё перекатываю слова в пальцах, как чётки: тут-тук-тук, шёлковая гладкость деревянных бусин…
Я знаю, с чем вы пришли ко мне. Когда поднимались по узкой лестнице, обвивающей башню, какие мысли одолевали вас. Когда вы стучали в дверь, и она открылась – какое изумление осветило ваш взгляд. О, я знаю, вы ждали другого, но мой зверь тих, он спит у моих ног, ошейник его из чистого железа, повод привязан к тяжёлому кольцу.
Хватит. Начать с того, что вам известно?..
О том, что чародей возвёл город над бездонным болотом, у кромки непроглядного леса, в странном и глухом месте, и город был прекрасен. Чародей вызывал демонов и духов, и они за три дня и три ночи соткали сказку: невесомый гобелен из камня и металла, кружево мостов протянулось над узкими улицами, арки соединили высокие здания, башни и шпили устремились в небо. Кто мог повторить узор витражей, очертить полёт храмовых куполов? Это была колдовская красота, колонны, готические дворцы соборов и тёмные шпили, летящие в пасмурное небо. Горгульи следили за городом с крыш, статуи стражей на каждом перекрёстке глядели пустыми глазами в осенний дождь... Ох, город-город, дитя чародея! Вы знаете, что было после.
Или о том, что для вас те люди – едва ли не герои, а я помню, как они фотографировались, собравшись в гостиной, и смеялись над какой-то шуткой. Сейчас эта выцветшая фотография хранится у вас в тетради (ради богов, не смущайтесь – разумеется, я знаю, за кого вы меня принимаете?). Вы считаете легендой то, что было для нас грандиознейшей нелепостью, в которую до конца никто так и не поверил.
Но вам не это нужно. Что ж, я расскажу вам Смутные Времена – для вас это история, закрытая страница. Поверьте, мы и сами до последнего отказывались видеть, что они пришли. Смеётесь?.. а ведь вы не так отличаетесь от меня, как хотите верить – несколько десятилетий и один неверный выбор. Вы так слепо надеетесь, что человечество изменилось, что вы совершенно другие, прогрессивные, независимые, что над вами не висит рок и колесо времени не сотрёт в труху ваши надежды. Что вы не совершите наших ошибок и не повторите заблуждений. Вы пришли, чтобы услышать: мир стал иным, всё изменилось.
Впрочем, чай остыл, а свечи почти догорели. Вы устали? Пойдёмте, я покажу вам вашу комнату. Добрых снов, милый друг.
Моё золотое правило таково – я не задаю вопросов и не сужу чужих решений. Я наливаю чай, сажусь рядом и рассказываю историю, которая мне первой придёт в голову. Она не про вас, не про ваших друзей и не про ваши страхи или желания – не пытайтесь отыскать скрытый смысл или узнать по случайным деталям имена. Её не хотят помнить и не могут забыть, а я всё перекатываю слова в пальцах, как чётки: тут-тук-тук, шёлковая гладкость деревянных бусин…
Я знаю, с чем вы пришли ко мне. Когда поднимались по узкой лестнице, обвивающей башню, какие мысли одолевали вас. Когда вы стучали в дверь, и она открылась – какое изумление осветило ваш взгляд. О, я знаю, вы ждали другого, но мой зверь тих, он спит у моих ног, ошейник его из чистого железа, повод привязан к тяжёлому кольцу.
Хватит. Начать с того, что вам известно?..
О том, что чародей возвёл город над бездонным болотом, у кромки непроглядного леса, в странном и глухом месте, и город был прекрасен. Чародей вызывал демонов и духов, и они за три дня и три ночи соткали сказку: невесомый гобелен из камня и металла, кружево мостов протянулось над узкими улицами, арки соединили высокие здания, башни и шпили устремились в небо. Кто мог повторить узор витражей, очертить полёт храмовых куполов? Это была колдовская красота, колонны, готические дворцы соборов и тёмные шпили, летящие в пасмурное небо. Горгульи следили за городом с крыш, статуи стражей на каждом перекрёстке глядели пустыми глазами в осенний дождь... Ох, город-город, дитя чародея! Вы знаете, что было после.
Или о том, что для вас те люди – едва ли не герои, а я помню, как они фотографировались, собравшись в гостиной, и смеялись над какой-то шуткой. Сейчас эта выцветшая фотография хранится у вас в тетради (ради богов, не смущайтесь – разумеется, я знаю, за кого вы меня принимаете?). Вы считаете легендой то, что было для нас грандиознейшей нелепостью, в которую до конца никто так и не поверил.
Но вам не это нужно. Что ж, я расскажу вам Смутные Времена – для вас это история, закрытая страница. Поверьте, мы и сами до последнего отказывались видеть, что они пришли. Смеётесь?.. а ведь вы не так отличаетесь от меня, как хотите верить – несколько десятилетий и один неверный выбор. Вы так слепо надеетесь, что человечество изменилось, что вы совершенно другие, прогрессивные, независимые, что над вами не висит рок и колесо времени не сотрёт в труху ваши надежды. Что вы не совершите наших ошибок и не повторите заблуждений. Вы пришли, чтобы услышать: мир стал иным, всё изменилось.
Впрочем, чай остыл, а свечи почти догорели. Вы устали? Пойдёмте, я покажу вам вашу комнату. Добрых снов, милый друг.
летописец " Hunting words I sit all night."
Когда-то я думала, что вот закончу школу - и стану такой умной и всё буду знать =).
А потом, что вот через год в соц.службе, после преподавания и работы, вырасту и вообще всё смогу.
И ещё, что после пары лет в колледже меня будет просто не узнать - настолько я поумнею и наберусь знаний).
Наверное, не нужно говорить, насколько я ошибалась - на самом деле, я не чувствую особых изменений. Да, наблюдая, копируя, делая выводы и пробуя новые варианты, я учусь и собираю в копилку опыт и мысли, но всё ещё чувствую себя тем же человеком, что и лет пять назад. Но почему-то то, чему я действительно научилась, не входит в официальную программу, семинары или тренинг. Например, в колледже самый важный урок для меня оказался таким - надо всегда спать достаточно! Бессонные ночи можно позволить только если у вас нет работы, кучи заданий и еженедельных тестов и на следующий день вы планируете отдохнуть. Чем более напряжённый график, тем больше внимания должно уделяться на восстановление сил, и тем продуманнее должен становиться распорядок дня. Если в спокойной обстановке усталость окажется небольшой помехой, то в условиях непроходящего аврала она просто вас просто убьёт.
Но, по-моему, полностью избежать таких ситуаций нельзя) даже если всё делаешь вовремя и не отбрасываешь на потом, всё равно случается гора дел, которые должны были быть сделаны вчера. Например, перед экзаменами - учи или нет, всё равно кажется, что надо ещё! У меня опыт, к счастью, не слишком богатый, но кое-что я из него извлекла) для меня есть несколько правил, которые я стараюсь соблюдать, если уж приходиться жертвовать регулярно отдыхом:
1. Никаких энергетиков. Да, есть вполне работающие, но никакого всплеска энергии они не дают - я просто не падаю на стол посреди задания, а перехожу в странное полувменяемое состояние, когда в принципе не сплю, но и не полностью в сознании. Пользы ноль)
2. Кофе в принципе неплох, но не столько за счёт тонизирующего эффекста (я не ощущаю), а из-за того, что пьёшь горячее, вкусное и приятно пахнущее. Это как-то примиряет с действительностью.
3. Есть точка, за которой учить становиться уже бесполезно, мозг отключается. Надо заводить будильник на несколько часов вперёд и идти спать - толка будет больше, если немного отдохнуть.
4. Если просыпаешься на следующее утро после такого вот ненормального вечера и трёх часов сна, то нельзя пропускать завтрак! Идеально съесть что-нибудь горячее и вкусное, вроде чашки супа или тоста с сыром и чашки чая. На какое-то время вы будете в приличном состоянии, на несколько часов энергии вполне хватит.
5. От усталости и недосыпа постоянно холодно - одеваться надо тепло. Взять запасную кофту или шарф. И пару пакетиков чая на потом.
6. Чай - волшебное средство) вообще, пить горячее здорово помогает от сонливости. Можно к чаю добавить печенье или конфету, будет кратковременный подъём сил.
7. Если на следующий день аврал продолжается, то нужно постоянно менять занятие! Ни в коем случае не сидеть часами над одним и тем же, это усыпляет - а по возможности чередовать дела.
Все эти подсказки, как я говорила, подходят мне) я знаю людей, прекрасно функционирующих на банке энергетика и чашке кофе, и тех, кто оставляет всё на последний вечер, а потом (наверное, под действием адреналина))) заканчивает дела в рекордный срок. Знаю тех, кто признаётся: в условиях дедлайна им работать легче, выше концентрация и внимания больше. У меня наоборот - я предпочитаю чёткий план, горячий завтрак, большую кружку чая и восьмичасовой сон.
Что ещё? Ну, я поняла, что если приходишь в одиннадцать, встаёшь в семь, а между этим делаешь работы в колледж и задания по двум языкам, то никакой тайм менеджмент не работает. Поможет только чудо =) так что нельзя загонять себя в невыполнимые условия. Оно того не стоит)
А потом, что вот через год в соц.службе, после преподавания и работы, вырасту и вообще всё смогу.
И ещё, что после пары лет в колледже меня будет просто не узнать - настолько я поумнею и наберусь знаний).
Наверное, не нужно говорить, насколько я ошибалась - на самом деле, я не чувствую особых изменений. Да, наблюдая, копируя, делая выводы и пробуя новые варианты, я учусь и собираю в копилку опыт и мысли, но всё ещё чувствую себя тем же человеком, что и лет пять назад. Но почему-то то, чему я действительно научилась, не входит в официальную программу, семинары или тренинг. Например, в колледже самый важный урок для меня оказался таким - надо всегда спать достаточно! Бессонные ночи можно позволить только если у вас нет работы, кучи заданий и еженедельных тестов и на следующий день вы планируете отдохнуть. Чем более напряжённый график, тем больше внимания должно уделяться на восстановление сил, и тем продуманнее должен становиться распорядок дня. Если в спокойной обстановке усталость окажется небольшой помехой, то в условиях непроходящего аврала она просто вас просто убьёт.
Но, по-моему, полностью избежать таких ситуаций нельзя) даже если всё делаешь вовремя и не отбрасываешь на потом, всё равно случается гора дел, которые должны были быть сделаны вчера. Например, перед экзаменами - учи или нет, всё равно кажется, что надо ещё! У меня опыт, к счастью, не слишком богатый, но кое-что я из него извлекла) для меня есть несколько правил, которые я стараюсь соблюдать, если уж приходиться жертвовать регулярно отдыхом:
1. Никаких энергетиков. Да, есть вполне работающие, но никакого всплеска энергии они не дают - я просто не падаю на стол посреди задания, а перехожу в странное полувменяемое состояние, когда в принципе не сплю, но и не полностью в сознании. Пользы ноль)
2. Кофе в принципе неплох, но не столько за счёт тонизирующего эффекста (я не ощущаю), а из-за того, что пьёшь горячее, вкусное и приятно пахнущее. Это как-то примиряет с действительностью.
3. Есть точка, за которой учить становиться уже бесполезно, мозг отключается. Надо заводить будильник на несколько часов вперёд и идти спать - толка будет больше, если немного отдохнуть.
4. Если просыпаешься на следующее утро после такого вот ненормального вечера и трёх часов сна, то нельзя пропускать завтрак! Идеально съесть что-нибудь горячее и вкусное, вроде чашки супа или тоста с сыром и чашки чая. На какое-то время вы будете в приличном состоянии, на несколько часов энергии вполне хватит.
5. От усталости и недосыпа постоянно холодно - одеваться надо тепло. Взять запасную кофту или шарф. И пару пакетиков чая на потом.
6. Чай - волшебное средство) вообще, пить горячее здорово помогает от сонливости. Можно к чаю добавить печенье или конфету, будет кратковременный подъём сил.
7. Если на следующий день аврал продолжается, то нужно постоянно менять занятие! Ни в коем случае не сидеть часами над одним и тем же, это усыпляет - а по возможности чередовать дела.
Все эти подсказки, как я говорила, подходят мне) я знаю людей, прекрасно функционирующих на банке энергетика и чашке кофе, и тех, кто оставляет всё на последний вечер, а потом (наверное, под действием адреналина))) заканчивает дела в рекордный срок. Знаю тех, кто признаётся: в условиях дедлайна им работать легче, выше концентрация и внимания больше. У меня наоборот - я предпочитаю чёткий план, горячий завтрак, большую кружку чая и восьмичасовой сон.
Что ещё? Ну, я поняла, что если приходишь в одиннадцать, встаёшь в семь, а между этим делаешь работы в колледж и задания по двум языкам, то никакой тайм менеджмент не работает. Поможет только чудо =) так что нельзя загонять себя в невыполнимые условия. Оно того не стоит)
суббота, 18 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
У моей памяти забавная особенность: мне очень сложно переводить визуальную информацию в речь. Например, трудно продиктовать слово по буквам - даже что-то очень короткое. Вот недавно на французском была перекличка по глаголам: проходишь по всем формам и временам. Мне попался простейший mettre в первом лице. Сказать-то я сказала, и тут меня попросили произнести по буквам!.. я застыла, не в состоянии даже самые первые вспомнить. Представляете, не в состоянии продиктовать mets? Но в конце концов вышла к доске и безо всяких размышленией правильно записала - когда не надо было говорить, проблема исчезла. Я помнила всё, просто не в том формате.
Или вот. Сегодня я забирала вещи из шкафчика. Я им не пользовалась уже пару месяцев, но оставила там пару тетерадей, кеды и что-то ещё такое. На шкафчике замочек с кодом, который его и открывает. Я его забыла! Ведь столько времени прошло. И вот стою, раздумываю: с чего же он начинается? 20? 23? Нет... а потом взяла замочек в руки и опять же не глядя набрала цифры. Угадала с первого раза. Эта информация сохранилась где-то, и на уровне рефлексов я её знала.
Когда меня спрашивают, как куда-то добраться, я веду по столу пальцем, представляя карту. Свою кошмарную польскую фамилию просто заучила наизусть. Если нужен имэйл или телефон, я вежливо прошу карандаш и пишу сама, чтобы не устраивать шоу. Но вообще, почему-то я не могу воспринимать все эти разделённые буквы и цифры как слова, мне нужно или записать (уже перестраиваясь на другой способ общения), или сразу сказать целиком, не дробя на составные части. Зато есть и плюсы: именно в первоначальном формате факты уже запоминаются очень надолго).
Или вот. Сегодня я забирала вещи из шкафчика. Я им не пользовалась уже пару месяцев, но оставила там пару тетерадей, кеды и что-то ещё такое. На шкафчике замочек с кодом, который его и открывает. Я его забыла! Ведь столько времени прошло. И вот стою, раздумываю: с чего же он начинается? 20? 23? Нет... а потом взяла замочек в руки и опять же не глядя набрала цифры. Угадала с первого раза. Эта информация сохранилась где-то, и на уровне рефлексов я её знала.
Когда меня спрашивают, как куда-то добраться, я веду по столу пальцем, представляя карту. Свою кошмарную польскую фамилию просто заучила наизусть. Если нужен имэйл или телефон, я вежливо прошу карандаш и пишу сама, чтобы не устраивать шоу. Но вообще, почему-то я не могу воспринимать все эти разделённые буквы и цифры как слова, мне нужно или записать (уже перестраиваясь на другой способ общения), или сразу сказать целиком, не дробя на составные части. Зато есть и плюсы: именно в первоначальном формате факты уже запоминаются очень надолго).
пятница, 17 июня 2011
летописец " Hunting words I sit all night."
В один прекрасный день Аделаида начала правильный образ жизни.
-Надо бы в мои годы и задуматься о здоровье, - назидательно сказала она.
В первую очередь, Аделаида сократила потребление кофе: не больше шести чашек эспрессо в день! Она старалась отдыхать побольше, и после пешей прогулки в церковь всегда находила время вздремнуть на проповеди. О душе она думает, когда с подругами курит длинные изящные трубки на веранде и любуется закатом.
Аделаида не консерватор. У неё свободные взгляды и коллекция соблазнительных открыток. Одна настолько откровенная, что Аделаида краснеет от одного вида: симпатичный молодой человек с подкрученными усами лежит в кровати, на нём белая ночная рубашка и – о боже! – обшитый кружевом манжет кокетливо расстёгнут. Впрочем, ни к чему быть чопорной старой девой, думает Аделаида, искоса разглядывая расправленный воротничок.
- Вы прекрасно сохранились, - сказал однажды доктор, - Как вам это удаётся?
У Аделаиды румяное круглое личико и выбивающиеся из-под соломенной шляпки серебристые кудряшки.
- У меня нет никаких секретов, - скромно ответила она, - Всего лишь здоровый образ жизни.
-Надо бы в мои годы и задуматься о здоровье, - назидательно сказала она.
В первую очередь, Аделаида сократила потребление кофе: не больше шести чашек эспрессо в день! Она старалась отдыхать побольше, и после пешей прогулки в церковь всегда находила время вздремнуть на проповеди. О душе она думает, когда с подругами курит длинные изящные трубки на веранде и любуется закатом.
Аделаида не консерватор. У неё свободные взгляды и коллекция соблазнительных открыток. Одна настолько откровенная, что Аделаида краснеет от одного вида: симпатичный молодой человек с подкрученными усами лежит в кровати, на нём белая ночная рубашка и – о боже! – обшитый кружевом манжет кокетливо расстёгнут. Впрочем, ни к чему быть чопорной старой девой, думает Аделаида, искоса разглядывая расправленный воротничок.
- Вы прекрасно сохранились, - сказал однажды доктор, - Как вам это удаётся?
У Аделаиды румяное круглое личико и выбивающиеся из-под соломенной шляпки серебристые кудряшки.
- У меня нет никаких секретов, - скромно ответила она, - Всего лишь здоровый образ жизни.