летописец " Hunting words I sit all night."
Странно, но почему-то, когда пишешь книгу очень долго, в конце концов придуманный мир обретает ясность и глубину, так что можно просто взять и войти в него - всего-навсего для этого надо подняться из кресла, накинуть плащ и шагнуть туда, как в раму картины. И гулять по бесконечным древним дорогам, вдоль городов и гор, лесов и степей, узнавать крепости, вспоминать, что вот это вы выдумали почти случайно, а название этого поля вам пришло во сне, а вот эта таверна - смешно сказать - почти что списана с реальности, и если вы зайдёте туда, то встретите вами же созданного персонажа (хотя он, конечно, этого не знает, а вы не скажете). Потом, само собой, вы вспомните, что ещё не время уходить вот так, внезапно и второпях, и что столько недоделано – на рабочем столе горы лекций и набросков, черновиков сказок, чертежей, недочитанных книг и неотвеченных писем. И поэтому вы вежливо прощаетесь, обещая вернуться, надеваете свой серый клетчатый плащ и шарф и возвращаетесь домой. Там вы завариваете чай, ставите кружку среди бумаг на столе и открываете Книгу. И хотя этого не может быть (а этот аргумент вас не смущает – ведь скептики могут думать как им угодно, а вы-то знаете, что нет на свете невозможного) вещи, которые вы пишете, кажутся вам настолько близкими, будто это ваше воспоминание. Например… ну например то самое, помните, где вы пили чай в крепости Лесдаквэ?
Жар очага. Высокие свечи в бронзовых подсвечниках. Аромат сухих трав и пряностей.
…Мята, душистый перец, чабрец, тмин, рябина, шиповник, розмарин…
На столе, старом, рассохшемся, широком, стоит огромный закопчёный чайник; в чашках чай пахнет мёдом и ежевикой. У меня на коленях – книга, та самая поэма, помнишь, героическая легенда о рыцаре, отправившемся в Поиск. Его история была совсем не похожа на нашу. Я листаю тяжёлые пожелтевшие страницы, угадывая фразы в сложной готической вязи букв, знакомые сцены в потускневших иллюстрациях.
За окнами шелестит дождь, перемешанный со снегом. Я смыкаю ладони на обжигающей чаше, закрываю глаза…
«Вернёмся?» спрашиваю я. Не то, чтобы я сомневалась в ответе, но… кто знает? И ты, конечно, говоришь «Не сейчас».
Вы знаете, этого не может быть - несомненно. Но это было в вашей книге, а значит, теперь есть и вашей жизни.
Жар очага. Высокие свечи в бронзовых подсвечниках. Аромат сухих трав и пряностей.
…Мята, душистый перец, чабрец, тмин, рябина, шиповник, розмарин…
На столе, старом, рассохшемся, широком, стоит огромный закопчёный чайник; в чашках чай пахнет мёдом и ежевикой. У меня на коленях – книга, та самая поэма, помнишь, героическая легенда о рыцаре, отправившемся в Поиск. Его история была совсем не похожа на нашу. Я листаю тяжёлые пожелтевшие страницы, угадывая фразы в сложной готической вязи букв, знакомые сцены в потускневших иллюстрациях.
За окнами шелестит дождь, перемешанный со снегом. Я смыкаю ладони на обжигающей чаше, закрываю глаза…
«Вернёмся?» спрашиваю я. Не то, чтобы я сомневалась в ответе, но… кто знает? И ты, конечно, говоришь «Не сейчас».
Вы знаете, этого не может быть - несомненно. Но это было в вашей книге, а значит, теперь есть и вашей жизни.