летописец " Hunting words I sit all night."
Я бродил по тропам над болотными омутами и берегам северных морей, я видел город белый, в журавлиных крыльях и светлых дождях, и город чёрный, в древних храмах и железных латах. Я собирал яблоки на острове, который не знает смерти, и грел руки у очага в замке на границе земли. Моя душа помнит места, которые я звал домом, и все они остались позади.
Моё сердце не знает границ. Куда иду, там дом мой; куда смотрю, там моя земля.
На белом листе распускается карта моей родины; изгибаются реками строки, поднимаются хребты и перевалы, обретают глубину буквы. В пожелтевшем от времени томике стихов страницы пахнут сладко и пряно. Тонкий, пронизывающий ритм слов и нежные сочетания строк ложатся на губы как солнечный луч на исходе дня: тепло крадётся по лицу, ресницам, щекам. И вот я вижу мой давно любимый дом и клонящиеся над оградой гроздья сирени и крыжовника, и в зарослях поёт соловей, а на веранде дремлет пёс, положив седеющую морду на лапы.
Мой дом можно сказать и записать, захлопнуть стареньким бумажным переплётом и засунуть в карман. В него можно пригласить случайного попутчика и давнего друга, туда можно позвать даже тех, кто ещё не родился – оставить для них на крылечке миску земляники и чашку тёплого молока, бросить свернутую шаль через перила. Они придут из своего столетия, которое пока ещё зреет в делах и мыслях, в руках сегодняшних детей. Однажды они откроют ту потрёпанную книжку и следом за вами войдут в дом с зелёными ставнями, погладят рассохшиеся перила, присядут в кресло-качалку, положив на колени шаль, а вы бесшумно появитесь из соседней комнаты.
Этот дом не знает смерти. Здесь не властно даже время – это царство слова и сердца, любви, которая и правда сильнее любых преград. Присядь со мною рядом; некуда спешить и нечего бояться, потому что мы никогда не умрём.
Моё сердце не знает границ. Куда иду, там дом мой; куда смотрю, там моя земля.
На белом листе распускается карта моей родины; изгибаются реками строки, поднимаются хребты и перевалы, обретают глубину буквы. В пожелтевшем от времени томике стихов страницы пахнут сладко и пряно. Тонкий, пронизывающий ритм слов и нежные сочетания строк ложатся на губы как солнечный луч на исходе дня: тепло крадётся по лицу, ресницам, щекам. И вот я вижу мой давно любимый дом и клонящиеся над оградой гроздья сирени и крыжовника, и в зарослях поёт соловей, а на веранде дремлет пёс, положив седеющую морду на лапы.
Мой дом можно сказать и записать, захлопнуть стареньким бумажным переплётом и засунуть в карман. В него можно пригласить случайного попутчика и давнего друга, туда можно позвать даже тех, кто ещё не родился – оставить для них на крылечке миску земляники и чашку тёплого молока, бросить свернутую шаль через перила. Они придут из своего столетия, которое пока ещё зреет в делах и мыслях, в руках сегодняшних детей. Однажды они откроют ту потрёпанную книжку и следом за вами войдут в дом с зелёными ставнями, погладят рассохшиеся перила, присядут в кресло-качалку, положив на колени шаль, а вы бесшумно появитесь из соседней комнаты.
Этот дом не знает смерти. Здесь не властно даже время – это царство слова и сердца, любви, которая и правда сильнее любых преград. Присядь со мною рядом; некуда спешить и нечего бояться, потому что мы никогда не умрём.
Karolina Cienkowska, спасибо) этот дом, наверное, знаком всем: туда ведь можно попасть откуда угодно.