летописец " Hunting words I sit all night."
воскресенье, 06 сентября 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Февраль
Вот оно, сердце снегов, лик изо льда! Они холодны, как вершина гор, неприступны и невозмутимы. Февраль! Ночь темнее всего перед рассветом, зима морознее перед началом весны. Сияющие инеевые папоротники на оконных стёклах, злющий вой метели, беснующейся на выстуженных улицах. Это ярость обречённой на поражение зимы. Последний рывок, последний взлёт ледяной стрелы перед тем, как растаять в лучах солнца.
Они, дети февраля, не знают пощады. Милосердие им незнакомо.
О, как они прекрасны, убийственно идеальны – совершенство без жизни, битва без надежды на победу! Вспышками кадров: длинная прядь волос, заведённых за плечо, тонкая рука в перчатке, приподнятый в полуулыбке уголок губ. Жестокость под плавными движениями, проблеск острых граней в прозрачном взгляде… берегитесь, идёт февраль, развевая незапятнанный плащ, взвесью соли в воздухе колышутся сияющие пряди.
Не уразуметь, что делает такое создание на земле, в шумном, грязном городе, на затоптанных оттисками ботинок мостовых. Взглянешь на его непреклонное лицо, на строгую линию губ, и хочеться склониться перед ним, поцеловать пальцы в немом восхищении. Ангел, ангел Господа спустился к нам!.. Ангел ступает по подтаявшему снегу, изломив тонкую бровь, и воздух подёргивается морозной рябью. Под взглядом ангела стынет солнце. Приговор: виновен! Позор тебе, смертный, осмелившийся дотронуться до князя льдов, смерть любому, чья рука коснётся безжалостной красоты Февраля. И кара приходит незамедлительно: взмывает звериная вьюга, копья снежинок взвиваются в небо, точно белое пламя полыхает над землёй.
Зачем?.. В чём корень неизбывного гнева, отчего дети Февраля так ослепительно прекрасны – и так неумолимо жестоки? Глупо спрашивать, когда лезвия бури хлещут по лицу, и на морозе дыхание обращается в снежный прах. К чему спрашивать меч, в чём его гнев? Нужно ли обвинять стрелу в ране, которую она нанесла? Февраль выкован для битвы, в которой ему суждено сгинуть, для рока, который нельзя переломить, но можно принять с достоинством. К чему ему сострадание, если его путь – гордо пройти к плахе и принять смерть? Что ему до вашей любви, до ваших мыслей, до чужого тепла и привязанности?
…А истина в том, что найдётся безумный, который встанет под шквал ударов Февраля, не потому что верит в свою вину – он не виноват. Просто как уж тут отойти, когда это ледяное, жуткое, бессердечное – это твоё, родное, не отпустишь. Вот вам проклятье, дети Февраля – попытайтесь отогнать того, кто посмеет согреть вашу зимнюю душу в окровавленных ладонях. Сразитесь со своей гордостью. Кто победит?..
Вот оно, сердце снегов, лик изо льда! Они холодны, как вершина гор, неприступны и невозмутимы. Февраль! Ночь темнее всего перед рассветом, зима морознее перед началом весны. Сияющие инеевые папоротники на оконных стёклах, злющий вой метели, беснующейся на выстуженных улицах. Это ярость обречённой на поражение зимы. Последний рывок, последний взлёт ледяной стрелы перед тем, как растаять в лучах солнца.
Они, дети февраля, не знают пощады. Милосердие им незнакомо.
О, как они прекрасны, убийственно идеальны – совершенство без жизни, битва без надежды на победу! Вспышками кадров: длинная прядь волос, заведённых за плечо, тонкая рука в перчатке, приподнятый в полуулыбке уголок губ. Жестокость под плавными движениями, проблеск острых граней в прозрачном взгляде… берегитесь, идёт февраль, развевая незапятнанный плащ, взвесью соли в воздухе колышутся сияющие пряди.
Не уразуметь, что делает такое создание на земле, в шумном, грязном городе, на затоптанных оттисками ботинок мостовых. Взглянешь на его непреклонное лицо, на строгую линию губ, и хочеться склониться перед ним, поцеловать пальцы в немом восхищении. Ангел, ангел Господа спустился к нам!.. Ангел ступает по подтаявшему снегу, изломив тонкую бровь, и воздух подёргивается морозной рябью. Под взглядом ангела стынет солнце. Приговор: виновен! Позор тебе, смертный, осмелившийся дотронуться до князя льдов, смерть любому, чья рука коснётся безжалостной красоты Февраля. И кара приходит незамедлительно: взмывает звериная вьюга, копья снежинок взвиваются в небо, точно белое пламя полыхает над землёй.
Зачем?.. В чём корень неизбывного гнева, отчего дети Февраля так ослепительно прекрасны – и так неумолимо жестоки? Глупо спрашивать, когда лезвия бури хлещут по лицу, и на морозе дыхание обращается в снежный прах. К чему спрашивать меч, в чём его гнев? Нужно ли обвинять стрелу в ране, которую она нанесла? Февраль выкован для битвы, в которой ему суждено сгинуть, для рока, который нельзя переломить, но можно принять с достоинством. К чему ему сострадание, если его путь – гордо пройти к плахе и принять смерть? Что ему до вашей любви, до ваших мыслей, до чужого тепла и привязанности?
…А истина в том, что найдётся безумный, который встанет под шквал ударов Февраля, не потому что верит в свою вину – он не виноват. Просто как уж тут отойти, когда это ледяное, жуткое, бессердечное – это твоё, родное, не отпустишь. Вот вам проклятье, дети Февраля – попытайтесь отогнать того, кто посмеет согреть вашу зимнюю душу в окровавленных ладонях. Сразитесь со своей гордостью. Кто победит?..
суббота, 05 сентября 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Ноябрь
Они нездешние. Подкидыши. Детёныши фэйри, подброшенные в колыбель. Как убийственно притягательны они могут быть – чёрным резким профилем на сумрачном небе, сквозь косой дождь и пронизывающий ветер. Невозможно иные, другие, странные, болезненно надломленные, с неизведанной глубиной внутри. Что там? Бьющиеся, метающиеся крылатые тени, наклонишься посмотреть – и их призрачное мотыльковое пламя опалит, сожжёт, выест до дна.
Безумно тянет взглянуть: они, неприкаянные, с неловкой улыбкой, с солёным холодом осеннего моря в глазах, совершенные неземные призраки, хрупкие, серые, сияющие. Вот их бессонные ночи, до краев полные вдохновения на грани обморока, кофеина, сигаретного дыма и травяного шелеста. Вы протягиваете руку, осторожно, будто приманивая дикого зверя, но они боятся прикосновений, точно верят, что могут растаять от человеческого тепла. “Держись подальше!” бросают вскользь и шагают в туман, завернувшись в серый плащ. Что станет, если вы не послушаете, если подойдёте и встанете рядом? Ослепнете от седой авалонской бури, застынете под тоскливую песню ветров. И тут-то вы вспомните, что от этих волшебных созданий защищались железом и огнём. Что от них над порогам висели венки омелы. Что их имена боялись произнести вслух, чтобы ненароком не призвать. И вы понимаете, почему. Чем ближе подходишь, тем яснее становится, что их свет – это болотные огни, их необычность – лишь зерно шторма, горечь их слов - яд отчаяния.
Что они, отстранённые, могут подарить? Ведь для них если небольно – то и любви нет. Они даже не замечают, как глубоко ранят. О, они всегда будут с такой жадной симпатией смотреть за человеческой жизнью, будут так же ловить крохи тепла, с каким голодным интересом будут наблюдать из-за окна за чужой улыбкой. Но вы никогда не научите их быть частью жизни. Они останутся за рамками, за пределами этого мира. Зерно ноябрькой бури не утишить, не спрятать, не стереть. Точка опоры – саморазрушение, слом и стыки льда и стали. Так уж они созданы, что без боли им нет жизни, и это единственный дар, который они отдают и принимают легко.
Это они с лёгкостью продадут сердце дьяволу в обмен на талант. И он взвоет в ярости, получив обещанное: сжав ладони на куске льда, в глубине которого искрится железо. Сердце? О да, вот оно, холодное, нездешнее, нечеловеческое сердце – точка неподвижности в центре бури.
Смотрите. Наслаждайтесь. Любуйтесь, как они мчаться по миру на крыле ледяного шторма, как небрежным росчерком они создают окно – провал-пропасть – в целый мир, живой, древний, дикий. Но не подходите близко.
“Не научили”. Не научили любить, не научили понимать, заботиться, отдавать. Они, дети Ноября, и рады бы охранить, утешить, согреть, но не умеют. Как? Они не знают. Редкие проявления тепла небрежны, коротки, как солнечная тень на сухом листе.
Вот он, ноябрь, идёт навстречу, странный и хрупкий! Берегитесь, зажигайте свечи и ищите железный крест.
Они нездешние. Подкидыши. Детёныши фэйри, подброшенные в колыбель. Как убийственно притягательны они могут быть – чёрным резким профилем на сумрачном небе, сквозь косой дождь и пронизывающий ветер. Невозможно иные, другие, странные, болезненно надломленные, с неизведанной глубиной внутри. Что там? Бьющиеся, метающиеся крылатые тени, наклонишься посмотреть – и их призрачное мотыльковое пламя опалит, сожжёт, выест до дна.
Безумно тянет взглянуть: они, неприкаянные, с неловкой улыбкой, с солёным холодом осеннего моря в глазах, совершенные неземные призраки, хрупкие, серые, сияющие. Вот их бессонные ночи, до краев полные вдохновения на грани обморока, кофеина, сигаретного дыма и травяного шелеста. Вы протягиваете руку, осторожно, будто приманивая дикого зверя, но они боятся прикосновений, точно верят, что могут растаять от человеческого тепла. “Держись подальше!” бросают вскользь и шагают в туман, завернувшись в серый плащ. Что станет, если вы не послушаете, если подойдёте и встанете рядом? Ослепнете от седой авалонской бури, застынете под тоскливую песню ветров. И тут-то вы вспомните, что от этих волшебных созданий защищались железом и огнём. Что от них над порогам висели венки омелы. Что их имена боялись произнести вслух, чтобы ненароком не призвать. И вы понимаете, почему. Чем ближе подходишь, тем яснее становится, что их свет – это болотные огни, их необычность – лишь зерно шторма, горечь их слов - яд отчаяния.
Что они, отстранённые, могут подарить? Ведь для них если небольно – то и любви нет. Они даже не замечают, как глубоко ранят. О, они всегда будут с такой жадной симпатией смотреть за человеческой жизнью, будут так же ловить крохи тепла, с каким голодным интересом будут наблюдать из-за окна за чужой улыбкой. Но вы никогда не научите их быть частью жизни. Они останутся за рамками, за пределами этого мира. Зерно ноябрькой бури не утишить, не спрятать, не стереть. Точка опоры – саморазрушение, слом и стыки льда и стали. Так уж они созданы, что без боли им нет жизни, и это единственный дар, который они отдают и принимают легко.
Это они с лёгкостью продадут сердце дьяволу в обмен на талант. И он взвоет в ярости, получив обещанное: сжав ладони на куске льда, в глубине которого искрится железо. Сердце? О да, вот оно, холодное, нездешнее, нечеловеческое сердце – точка неподвижности в центре бури.
Смотрите. Наслаждайтесь. Любуйтесь, как они мчаться по миру на крыле ледяного шторма, как небрежным росчерком они создают окно – провал-пропасть – в целый мир, живой, древний, дикий. Но не подходите близко.
“Не научили”. Не научили любить, не научили понимать, заботиться, отдавать. Они, дети Ноября, и рады бы охранить, утешить, согреть, но не умеют. Как? Они не знают. Редкие проявления тепла небрежны, коротки, как солнечная тень на сухом листе.
Вот он, ноябрь, идёт навстречу, странный и хрупкий! Берегитесь, зажигайте свечи и ищите железный крест.
летописец " Hunting words I sit all night."
Tassa Oskail, приветствую!
Виортея тор Дериул, добро пожаловать в Замок!
Таирэн., располагайтесь и будьте как дома =)
chottopoloh, надеюсь, вам здесь понравится!
Captain MoonShadow, здравствуйте! Я рада вас видеть)
Виортея тор Дериул, добро пожаловать в Замок!
Таирэн., располагайтесь и будьте как дома =)
chottopoloh, надеюсь, вам здесь понравится!
Captain MoonShadow, здравствуйте! Я рада вас видеть)
пятница, 04 сентября 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Декабрь
Как рождается год? Он вспыхивает на снегу, в колыбели чёрного дерева, из крови, пылающего солнца и древнего волшебства. Из языческих плясок и ритуалов. Из Рождественских гимнов. Из самой долгой ночи. Из зимней чёрно-белой графики. Восстаёт из полного мрака, из жертвенной боли, из блеска на острие ножа и захлёбывающегося адреналином счастья. Он проходит с сияющей улыбкой под венками из омелы и еловых ветвей и целует в губы.
Вам страшно? Должно быть.
Их безумная жажда жизни спрятана и укутана в чудесный рождественский уют: в цветастые пледы, в яркие вязаные шали, поскрипывающее у камина кресла… Декабрь свернётся там, щуря сверкающие ночью глаза, и замурлычет, подставив под тёплые пальцы гриву. Он вытащит старую книжку и будет вслух читать наизусть уже заученные сказки.
Если ноябрь – это кофейная горечь и послевкусие тоски, то у декабря вкус глинтвейна. Полная чаша, стеклянная и круглая, горячая в ладонях, поблёскивающая серебром. Пахнет гвоздикой, корицей, апельсиновой цедрой и подогретым вином. Алое и багряное мерцает на свету. Сладость на языке, и в груди разливается жар.
Декабрь танцует так, как танцуют языки пламени: их природа такова, что они не выгорают даже во льдах, даже в полной пустоте. Их пугающая самоотдача не знает дна, не умеет ограничивать себя: даря, они не теряют. Их девиз – дальше и выше! Больше и больше: вдохновения, страсти, нежности, гнева, созидания.
Их любовь несокрушима. Она – абсолютный приговор к счастью, финальный и не подлежащий обжалованию. Помните девушку, которая за суженым и к смерти пойдёт в железных башмаках? Это дитя декабря. Вырвет счастье у судьбы и горе тому, кто встанет на её пути. Она свяжет вам носки, согреет руки в своих – таких горячих! – ладонях, и хладнокровно перегрызёт горло тому несчастному, который случайно наступил вам на ногу. Почему?.. Такова уж природа Детей Декабря. Неукротимая, полыхающая на снегу. А вы в это время будете благославлять день вашей встречи.
Это рождение нового года вечности – на снегу, из свежей крови, в незамутнённой вере.
Как рождается год? Он вспыхивает на снегу, в колыбели чёрного дерева, из крови, пылающего солнца и древнего волшебства. Из языческих плясок и ритуалов. Из Рождественских гимнов. Из самой долгой ночи. Из зимней чёрно-белой графики. Восстаёт из полного мрака, из жертвенной боли, из блеска на острие ножа и захлёбывающегося адреналином счастья. Он проходит с сияющей улыбкой под венками из омелы и еловых ветвей и целует в губы.
Вам страшно? Должно быть.
Их безумная жажда жизни спрятана и укутана в чудесный рождественский уют: в цветастые пледы, в яркие вязаные шали, поскрипывающее у камина кресла… Декабрь свернётся там, щуря сверкающие ночью глаза, и замурлычет, подставив под тёплые пальцы гриву. Он вытащит старую книжку и будет вслух читать наизусть уже заученные сказки.
Если ноябрь – это кофейная горечь и послевкусие тоски, то у декабря вкус глинтвейна. Полная чаша, стеклянная и круглая, горячая в ладонях, поблёскивающая серебром. Пахнет гвоздикой, корицей, апельсиновой цедрой и подогретым вином. Алое и багряное мерцает на свету. Сладость на языке, и в груди разливается жар.
Декабрь танцует так, как танцуют языки пламени: их природа такова, что они не выгорают даже во льдах, даже в полной пустоте. Их пугающая самоотдача не знает дна, не умеет ограничивать себя: даря, они не теряют. Их девиз – дальше и выше! Больше и больше: вдохновения, страсти, нежности, гнева, созидания.
Их любовь несокрушима. Она – абсолютный приговор к счастью, финальный и не подлежащий обжалованию. Помните девушку, которая за суженым и к смерти пойдёт в железных башмаках? Это дитя декабря. Вырвет счастье у судьбы и горе тому, кто встанет на её пути. Она свяжет вам носки, согреет руки в своих – таких горячих! – ладонях, и хладнокровно перегрызёт горло тому несчастному, который случайно наступил вам на ногу. Почему?.. Такова уж природа Детей Декабря. Неукротимая, полыхающая на снегу. А вы в это время будете благославлять день вашей встречи.
Это рождение нового года вечности – на снегу, из свежей крови, в незамутнённой вере.
летописец " Hunting words I sit all night."
Дорогие читатели,
Вы, наверное, заметили, что очень многие мои тексты завязаны на осени. Если посмотреть на тэги, вы даже найдёте специальную метку - ноябрь, а если вы в Замке достаточно давно, то в некоторых историях вы могли услышать выражение Дети Ноября. И вот я наконец решилась написать короткие тексты-зарисовки на все месяцы года, а не на один. В каждой истории будет образ-характер, который видится мне в конкретном месяце.
Пожалуйста, не воспринимайте это как попытку создания гороскопа: вам может подойти не месяц вашего рождения, а что-то совсем другое. Или вообще ничего. Это просто сказки=)
Надеюсь, вам понравится.
ПС извините, что выкладываться будет не по календарному порядку)
Вы, наверное, заметили, что очень многие мои тексты завязаны на осени. Если посмотреть на тэги, вы даже найдёте специальную метку - ноябрь, а если вы в Замке достаточно давно, то в некоторых историях вы могли услышать выражение Дети Ноября. И вот я наконец решилась написать короткие тексты-зарисовки на все месяцы года, а не на один. В каждой истории будет образ-характер, который видится мне в конкретном месяце.
Пожалуйста, не воспринимайте это как попытку создания гороскопа: вам может подойти не месяц вашего рождения, а что-то совсем другое. Или вообще ничего. Это просто сказки=)
Надеюсь, вам понравится.
ПС извините, что выкладываться будет не по календарному порядку)
среда, 02 сентября 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Моя осень почти безмолвна, тиха и отрешённа. Нескладная немного дама в чёрном широком старомодном плаще и практичных ботинках на толстой подошве. Ботинки оббиты, исцарапаны и исхожены, зашнурованы крепко-накрепко – эдакие устойчивые и громоздкие создания. Брюки, тоже потёртые, изляпаны въевшимися пятнами грязи и пахнут лиственным дымом и собачьей шерстью.
У осени бледное лицо с узкими обветренными губами, которое она прячет под охотничьей фетровой шляпкой с узкими полями. Короткая элегантная стрижка торчит в разные стороны, тёмные жёсткие прядки топорщаться над воротом плаща. А его безразмерные карманы полны барахлом всякого вида: ацтекские медные монетки, рыболовные крючки, гадальные кости, перья ястреба, вязальный крючок, лондонские марки…
Странная, несуразная, одинокая леди – вечно не к месту, вечно впросак и немножко поотдаль от толпы. Бредёт, чуть ссутулившись, грея озябшие руки в рукавах, и садиться с тобою. Вы дышите вместе, вздох во вздох, хрипловато так, будто от простуды застаревшей или сигарет. И так же неловко, глядя в сторону, скажет-прошелестит:
- Помнишь?
Как не узнать тебя, мой сероглазый рок с обросшей причёской, судьба в старомодном чёрном плаще, в запахе ментола и шиповника! Помним все мы, обречённые на тебя, как твои мокрые от дождя холодные пальцы крестили нас, как солёно-горькие губы касались лба.
Одинокая фигура горбится на лавке, трёт бескровные пальцы. В трубке разгорается огонёк, и наконец дама подносит его к губам.
- Дети, дети…
А вот он, якорь наш: железо, можжевельник, полынь, ноябрьский вой штормов да стальные крылья за спиной. Но ты отыщешь своё счастье – зыбкое, переломанное, неуклюжее, жгучее, сожмёшь в ладонях. И прошепчешь занемевшими губами те заклятые слова, которые грёзились невозможными:
- Я… люблю…
И хмурая дама в чёрном улыбнётся дождю.
- Хорошо, дитя моё. Очень хорошо.
Развернёт над миром серебряные ладони.
У осени бледное лицо с узкими обветренными губами, которое она прячет под охотничьей фетровой шляпкой с узкими полями. Короткая элегантная стрижка торчит в разные стороны, тёмные жёсткие прядки топорщаться над воротом плаща. А его безразмерные карманы полны барахлом всякого вида: ацтекские медные монетки, рыболовные крючки, гадальные кости, перья ястреба, вязальный крючок, лондонские марки…
Странная, несуразная, одинокая леди – вечно не к месту, вечно впросак и немножко поотдаль от толпы. Бредёт, чуть ссутулившись, грея озябшие руки в рукавах, и садиться с тобою. Вы дышите вместе, вздох во вздох, хрипловато так, будто от простуды застаревшей или сигарет. И так же неловко, глядя в сторону, скажет-прошелестит:
- Помнишь?
Как не узнать тебя, мой сероглазый рок с обросшей причёской, судьба в старомодном чёрном плаще, в запахе ментола и шиповника! Помним все мы, обречённые на тебя, как твои мокрые от дождя холодные пальцы крестили нас, как солёно-горькие губы касались лба.
Одинокая фигура горбится на лавке, трёт бескровные пальцы. В трубке разгорается огонёк, и наконец дама подносит его к губам.
- Дети, дети…
А вот он, якорь наш: железо, можжевельник, полынь, ноябрьский вой штормов да стальные крылья за спиной. Но ты отыщешь своё счастье – зыбкое, переломанное, неуклюжее, жгучее, сожмёшь в ладонях. И прошепчешь занемевшими губами те заклятые слова, которые грёзились невозможными:
- Я… люблю…
И хмурая дама в чёрном улыбнётся дождю.
- Хорошо, дитя моё. Очень хорошо.
Развернёт над миром серебряные ладони.
вторник, 01 сентября 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
понедельник, 31 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Говорят: лето уходит, клонится к концу - точно колос под серп ложится, будто солнце спускается к горизонту. Где оно спит, где отдыхает до следущего года? Где покоится, пока землю метут ветра и пляшет метель? Прячется ли оно под густым снегом или в корнях деревьев?
Но присмотрись, друг, оглянись вокруг! Вот оно, лето - сияет ржаным золотом в выгоревших кудрях смеющейся девушки. Вот оно, в бронзовых от загара тонких руках и россыпях веснушек на улыбающемся лице. Вот оно, в сжатом кулачке ребёнка, жмурящего от солнца.
Где мы храним его? В чашке травяного чая, над которым закроешь глаза - и перенесёшься на цветущее поле, ежевика, малина, зверобой, ромашка, мята, жар и сладость. В баночках мёда, гречишного, клеверового, липового, акациевого, ароматного, на свет - чистый янтарь. В кладовках с яблоками, сливами, абрикосами и вишней, зайдёшь и как в саду окажешься. Мы храним его глубоко в сердце, под повседневными заботами и тревогами. Взгляни и будь зорок: ты найдёшь обжигающее солнечное тепло, от которого хочется прикрыть ресницы и подставить лицо под лучи.
Как найти его? Когда устанешь от серых дней, моросящих дождей, туманных рассветов, от снежных вальсов на мостовой и ледяных вьюг? Приди домой. Вытащи из шкафа яркую одежду, расплети волосы, завари горячего чая с душистым мёдом. Улыбнись. Танцуй, как танцуешь на лугу, где никого нет на мили кругом - только раскалённый над свежей травой воздух, только треск растущих деревьев, только жужжащие пчёлы. Отыщи уголок своей души, где вьётся лепесток золотого пламени, живой кусочек лета.
Я знаю, где спит лето. Оно теплится в человеческих сердцах. Я знаю, почему оно возвращается каждый год: от наших светлых мыслей, от наших добрых дел оно воскресает и приходит в мир. Что случиться, если о нём забудут, если не хватит счастья, если вдруг люди опустят руки, если подумается: "зачем стараться, если мы так несчастны"? А вот что: лето не придёт. Не расцветёт яблоня. Не наполнится соком пшеница. Овощи замёрзнут в земле.
Но пока есть те, кто хранит лето, чьи горячие ладони согревают его. Те, смеющиеся, несгибаемые, идущие впереди, с отблеском июньского неба в глазах, с солнцем в волосах. Лето вернётся!..
Но присмотрись, друг, оглянись вокруг! Вот оно, лето - сияет ржаным золотом в выгоревших кудрях смеющейся девушки. Вот оно, в бронзовых от загара тонких руках и россыпях веснушек на улыбающемся лице. Вот оно, в сжатом кулачке ребёнка, жмурящего от солнца.
Где мы храним его? В чашке травяного чая, над которым закроешь глаза - и перенесёшься на цветущее поле, ежевика, малина, зверобой, ромашка, мята, жар и сладость. В баночках мёда, гречишного, клеверового, липового, акациевого, ароматного, на свет - чистый янтарь. В кладовках с яблоками, сливами, абрикосами и вишней, зайдёшь и как в саду окажешься. Мы храним его глубоко в сердце, под повседневными заботами и тревогами. Взгляни и будь зорок: ты найдёшь обжигающее солнечное тепло, от которого хочется прикрыть ресницы и подставить лицо под лучи.
Как найти его? Когда устанешь от серых дней, моросящих дождей, туманных рассветов, от снежных вальсов на мостовой и ледяных вьюг? Приди домой. Вытащи из шкафа яркую одежду, расплети волосы, завари горячего чая с душистым мёдом. Улыбнись. Танцуй, как танцуешь на лугу, где никого нет на мили кругом - только раскалённый над свежей травой воздух, только треск растущих деревьев, только жужжащие пчёлы. Отыщи уголок своей души, где вьётся лепесток золотого пламени, живой кусочек лета.
Я знаю, где спит лето. Оно теплится в человеческих сердцах. Я знаю, почему оно возвращается каждый год: от наших светлых мыслей, от наших добрых дел оно воскресает и приходит в мир. Что случиться, если о нём забудут, если не хватит счастья, если вдруг люди опустят руки, если подумается: "зачем стараться, если мы так несчастны"? А вот что: лето не придёт. Не расцветёт яблоня. Не наполнится соком пшеница. Овощи замёрзнут в земле.
Но пока есть те, кто хранит лето, чьи горячие ладони согревают его. Те, смеющиеся, несгибаемые, идущие впереди, с отблеском июньского неба в глазах, с солнцем в волосах. Лето вернётся!..
летописец " Hunting words I sit all night."
Дорогие читатели,
Как вы думаете, зачем на упаковках с таблетками пишутся инструкции? Я вот была уверена, что просто оттого, что врачу нечего делать. То есть, если лекарство не сочетается с алкоголем, то это происки злобного докторишки, а уж если вызывает сонливость - диверсия фармацевтической фирмы.
Вчера я сначала поела по очереди всё обезболивающее, которое нашла. Круглые фиолетовые капсулы? Отлично, только не действует. Белые таблеточки? Ну-ну... Какой-то порошок? Ладно, посмотрим... Ничего не помогло, и я успешно занималась саможалением: "бедненький несчастненький летописец, голм-голм".
А потом мне достался глинтвейн. А потом кофейный ликёр. В каком-то смысле это, конечно, хорошо, потому что я моментально вылечилась: всё плохое в мире испарилось, и я ощутила абсолютное счастье и гармонию с вселенной. Слава богам, была уже ночь, и поделится своей радостью с миром я не могла, зато оставались дайри и аська. Я внезапно поняла, что надо срочно откомментить всех и каждого, и наоткрывала кучу окон. Самое ужасное, что часть комментов вполне разумна, а вот оставшиеся... ыы. А отследить их невозможно! Я не помню все места, где отписывалась!
В общем, дорогие френды, мораль в том, что не следует смешивать разные таблетки и разный алкоголь, если вы не на необитаемом острове. Так-то-)
Как вы думаете, зачем на упаковках с таблетками пишутся инструкции? Я вот была уверена, что просто оттого, что врачу нечего делать. То есть, если лекарство не сочетается с алкоголем, то это происки злобного докторишки, а уж если вызывает сонливость - диверсия фармацевтической фирмы.
Вчера я сначала поела по очереди всё обезболивающее, которое нашла. Круглые фиолетовые капсулы? Отлично, только не действует. Белые таблеточки? Ну-ну... Какой-то порошок? Ладно, посмотрим... Ничего не помогло, и я успешно занималась саможалением: "бедненький несчастненький летописец, голм-голм".
А потом мне достался глинтвейн. А потом кофейный ликёр. В каком-то смысле это, конечно, хорошо, потому что я моментально вылечилась: всё плохое в мире испарилось, и я ощутила абсолютное счастье и гармонию с вселенной. Слава богам, была уже ночь, и поделится своей радостью с миром я не могла, зато оставались дайри и аська. Я внезапно поняла, что надо срочно откомментить всех и каждого, и наоткрывала кучу окон. Самое ужасное, что часть комментов вполне разумна, а вот оставшиеся... ыы. А отследить их невозможно! Я не помню все места, где отписывалась!
В общем, дорогие френды, мораль в том, что не следует смешивать разные таблетки и разный алкоголь, если вы не на необитаемом острове. Так-то-)
воскресенье, 30 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Kitchen Witch, очень рада видеть вас! Спасибо, что зашли-) Ваш дневник просто чудесен.
Чеди Даан, приветствую! Будьте как дома.
Rapcity, здравствуйте!
пряный холод, добро пожаловать на дайри и на мой дневник в частности! Надеюсь, вам здесь понравится.
Чеди Даан, приветствую! Будьте как дома.
Rapcity, здравствуйте!
пряный холод, добро пожаловать на дайри и на мой дневник в частности! Надеюсь, вам здесь понравится.
летописец " Hunting words I sit all night."
Знаю-знаю, вы надеялись, что комиксами всё и ограничится! Но мои залежи безграничны и там ещё куча рисунков. А Замок самое подходящее место, чтобы складировать моё беспредметное бумагомарание. Так что захламление начинается!
Что интересно, рисовать мне никогда не казалось важным. Это просто спонтанное проявление творчества, но накопившиеся картинки выбрасывать жалко, так что пусть болтаются здесь.
читать дальше
Что интересно, рисовать мне никогда не казалось важным. Это просто спонтанное проявление творчества, но накопившиеся картинки выбрасывать жалко, так что пусть болтаются здесь.
читать дальше
летописец " Hunting words I sit all night."
Разбирала полки и обнаружила целые залежи старых бумаг. Чего только не нашла - рисунки, наброски, обрывки дневников, древние черновики... Мне всегда нравилось их перебирать. Я писала или рисовала их так давно, что уже и не помню процесс или как и когда это было. Уж тем более я забыла, чем они навеяны. Поэтому рассматривать их всё равно что глядеть на работы незнакомого человека.
Вот, я отыскала древний комикс (уже говорила, что смешные эпизоды я коспектировала картинками, а не текстами?). Правда, он несёт скорее ностальгическую ценность для меня, чем эстетическую для вас. Зато Эдо, может, ты помнишь, что там было? Я уже нет)
Смотреть - Эдо, остальные на свой страх и риск. Юмор и художественный вкус меня лет пять назад прилагается.
читать дальше
Вот, я отыскала древний комикс (уже говорила, что смешные эпизоды я коспектировала картинками, а не текстами?). Правда, он несёт скорее ностальгическую ценность для меня, чем эстетическую для вас. Зато Эдо, может, ты помнишь, что там было? Я уже нет)
Смотреть - Эдо, остальные на свой страх и риск. Юмор и художественный вкус меня лет пять назад прилагается.
читать дальше
летописец " Hunting words I sit all night."
Кто бы знал, как я ненавижу болеть! У меня столько планов, а я валяюсь на полу и скулю, а на компе висит незаконченная глава. А ещё у меня куча рисунков и сканов, которые я нашла во время уборки - они все старые, интересно смотреть на что-то из прошлого. Я бы их вывесила. Но нет, обязательно было сегодня заболеть.
Самое глупое, что я съела кучу таблеток, а потом у меня случилось неожиданное просветление и я стала думать: а они точно совместимы? Вдруг я только хуже сделала? Правда, сейчас мне уже настолько фигово, что остальное просто по барабану.
А сканы я всё-таки выложу. Когда стану немного более адекватной.
Самое глупое, что я съела кучу таблеток, а потом у меня случилось неожиданное просветление и я стала думать: а они точно совместимы? Вдруг я только хуже сделала? Правда, сейчас мне уже настолько фигово, что остальное просто по барабану.
А сканы я всё-таки выложу. Когда стану немного более адекватной.
пятница, 28 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Что делать, если вы увидели танцующих на полянке фей? Звенят прозрачные крылышки, хрупкие фигурки мелькают над соцветиями...
Профессор Финч МакДоунелл диктует своему секретарю:
- Отбежав на безопасное расстояние, оглядитесь. Помните, что не только фэйри умеют отводить человеку глаза: многие волшебные существа могут казаться невидимыми. На всякий случай держите в руках что-то железное. Это отпугнёт эльфов. Кроме того, если предмет обладает достаточным весом и остротой, он поможет вам не только против фей. Если встречи не избежать, размахнитесь как следует...
Профессор Финч МакДоунелл диктует своему секретарю:
- Отбежав на безопасное расстояние, оглядитесь. Помните, что не только фэйри умеют отводить человеку глаза: многие волшебные существа могут казаться невидимыми. На всякий случай держите в руках что-то железное. Это отпугнёт эльфов. Кроме того, если предмет обладает достаточным весом и остротой, он поможет вам не только против фей. Если встречи не избежать, размахнитесь как следует...
среда, 26 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
О, как пепел и прах истончившихся в воздухе листьев
Напоён утекающей сладостью бывшего лета.
Это он на руках, слабый шорох в негаснущем свисте
Не метели, но уже по-осеннему мрачного ветра.
И не горечь, не боль под ребром расправляет крыла,
Не вмещаясь знакомо и в сердце, и в душу,
Просто зов в никуда так звенит и так полон огня,
Он силён в моей крови, ожидая ноябрьской стужи.
И с неловкой улыбкой, нескладная бледная осень
В чёрном плаще старомодном и дряхлых ботинках
Сделает шаг, близко-близко встанет и спросит:
Полетели, дитя? И пойдёт по засохшим травинкам.
Кто бы нас научил, потерявшихся странников вечных
Оставаться однажды под кровом, ладони смыкая
Не над слабым костром, а у очага или вкруг жёлтой свечки
Взглядом чужую улыбку привычно встречая.
Как удара не ждать, не выменивать сердце на слово,
Как ходить по земле, не срываясь в падение с шага,
Просто жить как дышать, не бояться осенней дороги
И гулять между лип и рябин облетевшего сада.
Напоён утекающей сладостью бывшего лета.
Это он на руках, слабый шорох в негаснущем свисте
Не метели, но уже по-осеннему мрачного ветра.
И не горечь, не боль под ребром расправляет крыла,
Не вмещаясь знакомо и в сердце, и в душу,
Просто зов в никуда так звенит и так полон огня,
Он силён в моей крови, ожидая ноябрьской стужи.
И с неловкой улыбкой, нескладная бледная осень
В чёрном плаще старомодном и дряхлых ботинках
Сделает шаг, близко-близко встанет и спросит:
Полетели, дитя? И пойдёт по засохшим травинкам.
Кто бы нас научил, потерявшихся странников вечных
Оставаться однажды под кровом, ладони смыкая
Не над слабым костром, а у очага или вкруг жёлтой свечки
Взглядом чужую улыбку привычно встречая.
Как удара не ждать, не выменивать сердце на слово,
Как ходить по земле, не срываясь в падение с шага,
Просто жить как дышать, не бояться осенней дороги
И гулять между лип и рябин облетевшего сада.
летописец " Hunting words I sit all night."
Мне всегда хотелось быть хорошим человеком. Как бы сформулировать... спокойной, уравновешенной, и самое главное - доброжелательной к другим людям. Я же видела, что это получается у других, улыбаться, болтать и не злиться из-за мелочей, и поддерживать эту вот ненаигранную открытость. Некий баланс внутреннего спокойствия, постоянства и умения держать себя в общении. Врождённый, что ли, этот приятный характер?
Я ведь стараюсь, но у меня получается крайне бездарно. Почему-то ни в чём из этого я не достигла успеха. Даже странно думать, что я столько времени угрохала на то, чтобы этому научится, и оказалась абсолютно бесполезным существом. Никуда не делась та способность беситься из-за каждого слова и желание вышвырнуть тех, кто мне не нравится, из моей жизни. Не исчезла та агрессия. А ничего хорошего я не приобрела. Да ладно, пусть, но я просто не понимаю: что я не так-то сделала? Я же старалась. Как-то это глупо и странно.
Как всегда перед началом осени становится тяжёло. Я просто вспоминаю, что встретила столько людей, столько переезжала, а никому не стала нужна. Это не мне кажется, это правда так. Ни с кем я не сблизилась, так и не поняла, как. Вечно я возвращаюсь к одному и тому же, но ведь причина должна быть? Не знаю, что я должна понять, чтобы изменить это в себе, переломить замкнутость и агрессию.
Я ведь стараюсь, но у меня получается крайне бездарно. Почему-то ни в чём из этого я не достигла успеха. Даже странно думать, что я столько времени угрохала на то, чтобы этому научится, и оказалась абсолютно бесполезным существом. Никуда не делась та способность беситься из-за каждого слова и желание вышвырнуть тех, кто мне не нравится, из моей жизни. Не исчезла та агрессия. А ничего хорошего я не приобрела. Да ладно, пусть, но я просто не понимаю: что я не так-то сделала? Я же старалась. Как-то это глупо и странно.
Как всегда перед началом осени становится тяжёло. Я просто вспоминаю, что встретила столько людей, столько переезжала, а никому не стала нужна. Это не мне кажется, это правда так. Ни с кем я не сблизилась, так и не поняла, как. Вечно я возвращаюсь к одному и тому же, но ведь причина должна быть? Не знаю, что я должна понять, чтобы изменить это в себе, переломить замкнутость и агрессию.
понедельник, 24 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Я как-то говорила, что не представляю себя в долговременных близких отношениях. И вот сейчас я задумалась, а как бы они выглядели, если бы всё-таки случились?
Мне будет тридцать пять или около того, и я уже успею разобраться со своими основными проблемами. Нет, не со всеми, конечно: с некоторыми примирюсь, другие уйдёт сама с годами, а кое-что я преодолею. Пара самых верных, разумеется, так и останется ныть под ребром, особенно в одинокие вечера под осеннюю меланхолию. Но в общем и целом я справлюсь. Я не стану душой компании и вряд ли обнаружу в себе бурлящую энергию к общению, но в принципе буду сложившимся человеком со сложившейся жизнью.
Я не знаю, как мы встретимся. Не думаю, что это важно; сейчас я не вижу определённого лица: у меня нет идеального образа, нет даже самого общего набора черт. Просто это будут спокойные отношения, которые не являются смыслом существования или причиной войны. Нечто развивающееся медленно и без скандалов, тихое, с субботним завтраками и лыжным отпуском в июне. Может быть, у нас будет очень мало общего. Каждый проживёт свою жизнь, и моя станет так же крутиться вокруг книг, английского и текстов. Пусть будет уважение друг к другу и к принадлежащим нам тараканам. За время мы построим некую общую базу для отношений, чтобы пить чай вместе по вечерам и ходить в гости парой. Я ещё не придумала, чем оно закончится. Может, мы расстанемся лет через пять-семь – тоже нешумно, без выяснений, и останемся друзьями. Разъедемся, но продолжим пару раз в месяц видится в кофейне. А может, всё сложится удачно и мы постепенно обрастём всякой фигнёй типа садика, цветочных горшков и пары собак. Тогда будут подарки на годовщину и какое-нибудь милое, но абсолютно бесполезное общее хобби – плетение ковриков там или расписывание бутылок.
Но вообще-то, всё это - просто рассуждения в полтретьего ночи)
Мне будет тридцать пять или около того, и я уже успею разобраться со своими основными проблемами. Нет, не со всеми, конечно: с некоторыми примирюсь, другие уйдёт сама с годами, а кое-что я преодолею. Пара самых верных, разумеется, так и останется ныть под ребром, особенно в одинокие вечера под осеннюю меланхолию. Но в общем и целом я справлюсь. Я не стану душой компании и вряд ли обнаружу в себе бурлящую энергию к общению, но в принципе буду сложившимся человеком со сложившейся жизнью.
Я не знаю, как мы встретимся. Не думаю, что это важно; сейчас я не вижу определённого лица: у меня нет идеального образа, нет даже самого общего набора черт. Просто это будут спокойные отношения, которые не являются смыслом существования или причиной войны. Нечто развивающееся медленно и без скандалов, тихое, с субботним завтраками и лыжным отпуском в июне. Может быть, у нас будет очень мало общего. Каждый проживёт свою жизнь, и моя станет так же крутиться вокруг книг, английского и текстов. Пусть будет уважение друг к другу и к принадлежащим нам тараканам. За время мы построим некую общую базу для отношений, чтобы пить чай вместе по вечерам и ходить в гости парой. Я ещё не придумала, чем оно закончится. Может, мы расстанемся лет через пять-семь – тоже нешумно, без выяснений, и останемся друзьями. Разъедемся, но продолжим пару раз в месяц видится в кофейне. А может, всё сложится удачно и мы постепенно обрастём всякой фигнёй типа садика, цветочных горшков и пары собак. Тогда будут подарки на годовщину и какое-нибудь милое, но абсолютно бесполезное общее хобби – плетение ковриков там или расписывание бутылок.
Но вообще-то, всё это - просто рассуждения в полтретьего ночи)
летописец " Hunting words I sit all night."
Кто хочет узнать IQ человека, закончившего американскую школу?)
Над вопросы со словами даже не размышляла, а вот математика меня озадачивала
 | Мой IQ - 143 |
Над вопросы со словами даже не размышляла, а вот математика меня озадачивала
среда, 19 августа 2009
летописец " Hunting words I sit all night."
Итак, начнём с хорошего - я наконец поймала амулет на себе.
А теперь страшное. Свидетельство того, что стало с моими волосами (полезший под кат сам отвечает за последствия, но там летописец-блондинка).
с расстояния
поближе
А теперь страшное. Свидетельство того, что стало с моими волосами (полезший под кат сам отвечает за последствия, но там летописец-блондинка).
с расстояния
поближе
