летописец " Hunting words I sit all night."
Бывают люди, которые ищут нечисть, те, кто собирает осколочно их жуткие истории, и те, кто охотится за ними. Бывают люди, которые так сроднились с ней, что вросли в её призрачный мир. А бывает нечисть, которая думает, что она – человек.
Потому эта история не о страхе, а о вере. Представьте себе, что по где-то на земле бродит по комнате, развевая шерстяную шаль, дикая тварь, считающая себя человеком. Может, когда-то она и в самом деле была одной из нас, чувствовала и размышляла как мы, а может, в одну из ноябрьских ночей прибилась к городу да и осталась. Как-то причудливо изломана, заморожена и обожжена её душа, и нечисти мнится, будто она такая, как все. Ей не хочется шататься под окнами, скрыватся в снегу и красть детей из колыбели; вместо этого она наденет джинсы и расчешёт пахнущую полынью гриву, улыбнётся уголками губ и – щёлк! – искренне забудет о том, что когда-то гнала в небесах гремящий ужас авалонских грёз.
Нечисть спит спокойно, свернувшись под ворохом разноцветных одеял, откинув хрупкую руку на подушки, и на тумбочке стынет недопитый чай. Ей не снятся кошмары: что это? – спрашивает она, изумлённо изломив тонкие брови. Под кроватью не селятся чудовища, только собирается мелкая пыль и обрывки ниток. В Самайн она сидит, поджав ноги, спиной к открытому окну, и Белая Свора, подкравшись поближе, так и не рявкнет у её плеча. Почуяв родную ледяную кровь, умчатся прочь духи ноябрьской бури.
Это существо, радостно примерившее привычную маску, не сумеет скрыться целиком. Есть вечный надлом где-то глубоко внутри, что-то очень неправильное в сердце, мутация, чуждость, чревоточина в золотом плоде. Некий осколок носит это создание в себе, где-то бурлит холодная слепая ярость, странное звериное любопытство выглядывает из-за грани. Но у него тёплые руки, удивительно располагающая улыбка и милые манеры. Поэтому на мгновение всплывший порыв отстранится, коснуться креста и сжать железо в пальцах отступает. Это только показалось – мираж, иллюзия, это веет сквозняк из открытой двери, это сумрак из-за внезапно упавшей тени.
Но помните ли, в этих сказках должна быть неизведанная жуть. Где она прячется? В моменте, когда засыпающая нечисть смутно оскалится, и призраки охлынут от её гнезда? Нет. Она в той минуте, когда вы обернётесь – и под фатой невесты, в улыбке друга, в опущенном взгляде знакомого увидите непоколебимую уверенность оборотня в том, что он – человек. И упаси вас боги от его человечности. Да, эта тварь больше не уведёт ребёнка в лес, не затащит в прорубь путника и не выпьет крови из вашего горла. И когда-нибудь вы пожалеете об этом.
Потому эта история не о страхе, а о вере. Представьте себе, что по где-то на земле бродит по комнате, развевая шерстяную шаль, дикая тварь, считающая себя человеком. Может, когда-то она и в самом деле была одной из нас, чувствовала и размышляла как мы, а может, в одну из ноябрьских ночей прибилась к городу да и осталась. Как-то причудливо изломана, заморожена и обожжена её душа, и нечисти мнится, будто она такая, как все. Ей не хочется шататься под окнами, скрыватся в снегу и красть детей из колыбели; вместо этого она наденет джинсы и расчешёт пахнущую полынью гриву, улыбнётся уголками губ и – щёлк! – искренне забудет о том, что когда-то гнала в небесах гремящий ужас авалонских грёз.
Нечисть спит спокойно, свернувшись под ворохом разноцветных одеял, откинув хрупкую руку на подушки, и на тумбочке стынет недопитый чай. Ей не снятся кошмары: что это? – спрашивает она, изумлённо изломив тонкие брови. Под кроватью не селятся чудовища, только собирается мелкая пыль и обрывки ниток. В Самайн она сидит, поджав ноги, спиной к открытому окну, и Белая Свора, подкравшись поближе, так и не рявкнет у её плеча. Почуяв родную ледяную кровь, умчатся прочь духи ноябрьской бури.
Это существо, радостно примерившее привычную маску, не сумеет скрыться целиком. Есть вечный надлом где-то глубоко внутри, что-то очень неправильное в сердце, мутация, чуждость, чревоточина в золотом плоде. Некий осколок носит это создание в себе, где-то бурлит холодная слепая ярость, странное звериное любопытство выглядывает из-за грани. Но у него тёплые руки, удивительно располагающая улыбка и милые манеры. Поэтому на мгновение всплывший порыв отстранится, коснуться креста и сжать железо в пальцах отступает. Это только показалось – мираж, иллюзия, это веет сквозняк из открытой двери, это сумрак из-за внезапно упавшей тени.
Но помните ли, в этих сказках должна быть неизведанная жуть. Где она прячется? В моменте, когда засыпающая нечисть смутно оскалится, и призраки охлынут от её гнезда? Нет. Она в той минуте, когда вы обернётесь – и под фатой невесты, в улыбке друга, в опущенном взгляде знакомого увидите непоколебимую уверенность оборотня в том, что он – человек. И упаси вас боги от его человечности. Да, эта тварь больше не уведёт ребёнка в лес, не затащит в прорубь путника и не выпьет крови из вашего горла. И когда-нибудь вы пожалеете об этом.
Foruvie На какую именно мысль? Что откровенно, искренне и полностью считающие себя людьми от людей и происходят?
ну у большинства тех, кого я встречал, морали, как кодекса внешних норма не было вовсе. Ни человеческого, ни какого-то еще.
каждый сам себе закон.
а организация... она у всех различается. разве нет?
организация... она у всех различается. разве нет? Имхо, есть общие закономерности в построении у каждого из, так сказать, видов.
Foruvie Притворится - может кто угодно, но искренне считать себя и не палится на именно этом моменте для нечисти в разы сложнее, чем бывшим людям. Людям на этом притворятся совсем не надо =) Имхо, в этом моменте как раз "прирожденная" нечисть прокалывается всегда.