летописец " Hunting words I sit all night."
Хоть убей, не могу вспомнить, постила я это уже или нет?..
***
Пустыня наступает, выигрывает пядь за пядью земли. Я помню об этом каждый день, когда чувствую её сухой раскалённый воздух в летней жаре, когда жухлая трава хрустит под ногами в сентябре, когда трескается сухой ил на дне ушедших под землю прудов.
Первый же контракт забросил меня в глушь, где даже поселений не разбивали, не продавали побрякушек, дешёвой еды и глиняных бус. Во все стороны, куда ни глянь, расстилались мили выжженной земли с прибитой ветром травой и искрошившимися валунами. В центре песчаной воронки торчали высоченные глыбы гладкого серого камня, и их тени пересекались под странным углом на дне впадины. Вокруг вечно торчали лингвисты и археологи, и то и дело из институтов прилетали практики, вели свои странноватые эксперименты, сыпали терминами из Прикладных Модулей, но уезжали ни с чем.
Я встретил её, когда стало ясно, что контракт мой двумя неделями не закончится. В тот раз я сидел снаружи и чистил картошку в огромный котёл у ног, придерживая его коленями. Она подошла, села на землю напротив меня, и взглянула в упор.
- Меня зовут Кхол Ясут, - наконец сказала она, и я кивнул. Она сидела так, глядя на меня, и
глаза у неё были неподвижные и тёмные как стоячая вода, как колодезное дно из которого, говорят, и днём звёзды видно. Сначала мне показалось, что она из местных – худая смуглая девчонка с выгоревшими в медь волосами, стянутыми в косички. Но что-то не давало мне покоя: ходила она босиком в любую жару, не обжигая ног, и ткань её узорчатой мантии была очень старой и очень дорогой, а связки украшений поблёскивали золотом.
Она встречалась с нами лишь снаружи, и любила сидеть у костра по вечерам или просто бок о бок, глядя на закат или рассказывая истории.
- Мои мужья умерли, - однажды сказала Кхол Ясут, показывая на древние курганы, - Уснули и не проснулись, ушли на войну и сгинули, на охоту и не вернулись.
- Я видела глазами ястреба, - глухо говорила она, и яростное полуденное солнце скользило по её широким скулам и округлому, нежному подбородку, - Когда он скользил по вечернему небу. Я слышала стрекотанье кузнечиков, и слух кролика в траве был моим слухом.
- Здесь текла река, питающая змей и скорпионов, - рассказывала она, - И одно дерево с железной корой. Больше нет дерева, и его листья развеяны по всей земле – вот моя судьба!
Она съедала мёд, который ей предлагали, обмакивая палец в блюдце и тщательно облизывая его; вытирала остатки с крупных, точно припухших, губ, и уходила. Она терпеть не могла крыши над головой и стен вокруг.
Я видел её как-то ночью: над волнами песка и травы возвышались выщербленные валуны, и под чернильною тенью одного из них свернулась Кхол Ясут. Вокруг чутко спали шакалы, положив острые морды на её колени, рассыпавшие волосы и разметавшиеся шелка. Услышав мой шаг, один из них вздёрнул длинную голову с её плеча, и уставился на меня стеклянными в звёздном свете глазами. Пока я не ушёл, он следил за мной тревожно и напряжённо, готовый к рывку.
Порой она оставалась на целый день с детьми, приманивает пёстрых ящериц и они вместе наблюдали за их причудливой пляской. Она показывала им, как сделать дудочку из сухого тростника, и как сыграть на ней весёлые и грустные мелодии, и пела им длинные песни-истории.
Мой контракт подходил к концу. Кхол Ясут нашла меня ближе к вечеру, когда твёрдая земля гудела от дневного зноя. Она шла сквозь дрожащий воздух, пыль клубилась вокруг тёмных щиколоток, и косички бились по её плечам. На широкой мантии запеклись глина и песок.
- Я уезжаю, - сказал я.
- Где пустыня, там мне и править, - её глаза больше не напоминали воду: это темнота перед выстрелом, - Увези с собой пустыню в каменные города.
Меня передёрнуло.
- Навести мою сестру, - бросает она через плечо, - Её имя Сул Накад.
- Где она? Где твоя сестра? - закричал я, потому что закутанный в мантию силуэт сливался с пылью и ветром.
- Навести Сул Накад, - донеслось эхом из бурого тумана.
***
Пустыня наступает, выигрывает пядь за пядью земли. Я помню об этом каждый день, когда чувствую её сухой раскалённый воздух в летней жаре, когда жухлая трава хрустит под ногами в сентябре, когда трескается сухой ил на дне ушедших под землю прудов.
Первый же контракт забросил меня в глушь, где даже поселений не разбивали, не продавали побрякушек, дешёвой еды и глиняных бус. Во все стороны, куда ни глянь, расстилались мили выжженной земли с прибитой ветром травой и искрошившимися валунами. В центре песчаной воронки торчали высоченные глыбы гладкого серого камня, и их тени пересекались под странным углом на дне впадины. Вокруг вечно торчали лингвисты и археологи, и то и дело из институтов прилетали практики, вели свои странноватые эксперименты, сыпали терминами из Прикладных Модулей, но уезжали ни с чем.
Я встретил её, когда стало ясно, что контракт мой двумя неделями не закончится. В тот раз я сидел снаружи и чистил картошку в огромный котёл у ног, придерживая его коленями. Она подошла, села на землю напротив меня, и взглянула в упор.
- Меня зовут Кхол Ясут, - наконец сказала она, и я кивнул. Она сидела так, глядя на меня, и
глаза у неё были неподвижные и тёмные как стоячая вода, как колодезное дно из которого, говорят, и днём звёзды видно. Сначала мне показалось, что она из местных – худая смуглая девчонка с выгоревшими в медь волосами, стянутыми в косички. Но что-то не давало мне покоя: ходила она босиком в любую жару, не обжигая ног, и ткань её узорчатой мантии была очень старой и очень дорогой, а связки украшений поблёскивали золотом.
Она встречалась с нами лишь снаружи, и любила сидеть у костра по вечерам или просто бок о бок, глядя на закат или рассказывая истории.
- Мои мужья умерли, - однажды сказала Кхол Ясут, показывая на древние курганы, - Уснули и не проснулись, ушли на войну и сгинули, на охоту и не вернулись.
- Я видела глазами ястреба, - глухо говорила она, и яростное полуденное солнце скользило по её широким скулам и округлому, нежному подбородку, - Когда он скользил по вечернему небу. Я слышала стрекотанье кузнечиков, и слух кролика в траве был моим слухом.
- Здесь текла река, питающая змей и скорпионов, - рассказывала она, - И одно дерево с железной корой. Больше нет дерева, и его листья развеяны по всей земле – вот моя судьба!
Она съедала мёд, который ей предлагали, обмакивая палец в блюдце и тщательно облизывая его; вытирала остатки с крупных, точно припухших, губ, и уходила. Она терпеть не могла крыши над головой и стен вокруг.
Я видел её как-то ночью: над волнами песка и травы возвышались выщербленные валуны, и под чернильною тенью одного из них свернулась Кхол Ясут. Вокруг чутко спали шакалы, положив острые морды на её колени, рассыпавшие волосы и разметавшиеся шелка. Услышав мой шаг, один из них вздёрнул длинную голову с её плеча, и уставился на меня стеклянными в звёздном свете глазами. Пока я не ушёл, он следил за мной тревожно и напряжённо, готовый к рывку.
Порой она оставалась на целый день с детьми, приманивает пёстрых ящериц и они вместе наблюдали за их причудливой пляской. Она показывала им, как сделать дудочку из сухого тростника, и как сыграть на ней весёлые и грустные мелодии, и пела им длинные песни-истории.
Мой контракт подходил к концу. Кхол Ясут нашла меня ближе к вечеру, когда твёрдая земля гудела от дневного зноя. Она шла сквозь дрожащий воздух, пыль клубилась вокруг тёмных щиколоток, и косички бились по её плечам. На широкой мантии запеклись глина и песок.
- Я уезжаю, - сказал я.
- Где пустыня, там мне и править, - её глаза больше не напоминали воду: это темнота перед выстрелом, - Увези с собой пустыню в каменные города.
Меня передёрнуло.
- Навести мою сестру, - бросает она через плечо, - Её имя Сул Накад.
- Где она? Где твоя сестра? - закричал я, потому что закутанный в мантию силуэт сливался с пылью и ветром.
- Навести Сул Накад, - донеслось эхом из бурого тумана.
-
-
18.04.2015 в 00:46-
-
18.04.2015 в 00:48-
-
18.04.2015 в 02:18-
-
18.04.2015 в 02:32-
-
18.04.2015 в 09:44-
-
18.04.2015 в 10:13-
-
18.04.2015 в 14:18-
-
18.04.2015 в 19:49Сул Накад - горная княжна=)
Эйлинн, спасибо!
-
-
18.04.2015 в 19:49Сул Накад - горная княжна=)
Эйлинн, спасибо!