летописец " Hunting words I sit all night."
Ради этой зарисовки я начала "Смутные Времена" >_<
***
С каждым разом всё сложнее становится просыпаться, вставать в колючую зимнюю ночь, подставлять лицо под обжигающий ветер и шагать по высокому снегу. Зима никогда не кончится. Зима никогда не начиналась. Она вечна, вечна, вечна, бесконечные ночи, злые вьюги, мёртвое солнце и ослабевшие птицы. У костей селится холод, под кожей проступает северный рисунок. Снежные великаны проснулись и разрослись, они хотят захватить мир, щёлкают ледяные челюсти.
От недосыпа в голове бродят странные мысли! Забудь их, давай иначе: рисовать серебряной тушью пушистые звёзды и снег на чёрном полотне, острые шпили полупрозрачных соборов, и слышать, как плывёт призрак колокольного звона сквозь нежный морозный воздух. И пусть подавятся древние чудовища, но не получат наших душ: воздух пахнет гарью, порохом, адреналином. Весной. Там греются будущие ландыши под ноздреватым, ломким снегом; сырой шарф почти бесполезен, и дыхание оседает клубком седого пара. Слышен звон, с которым оно осыпается крошечными льдинками – крылышки фей трепещут в снегопаде.
Подо льдом рокот серо-золотой реки, свивающей в косы волны и страшные, предательски мягкие течения – и вдоль колючей гальки. Берега вьются, вьются, твои мысли летят над ними быстрее гончей, быстрее сокола, быстрее легконогого Локи, обгоняя зиму, вьюгу и само слово. Они о нежности, стискивающей горло, и тоске по недолговечности её – но ещё больше по её бессмертию, ранящему душу: вот уж прошло, отгорело, отплясало свой дикий танец, но узнаешь в торопливой речи знакомый ритм, в неровном почерке, и что-то заноет так остро и глубоко. Как сейчас, когда промороженными пальцами ощущаешь предчувствие апрельских оттепелей.
Тусклый проблеск доспеха, узкий луч клинка – прерывается цепочка следов, чуть дальше, за мгновение от края, встают яблони с кронами, полными живого снега и кошачьих снов. Всё почти закончилось, ты молодец, ты справишься обязательно. Ещё чуть-чуть пройти по ломкому насту, растереть варежкой ледяные щёки, и помнить самое главное – например, за спиной висит невидимый меч, с которым ты отлично управляешься, а за полшага от тебя идёт ангел; у него неслышная поступь, но прозрачная рука невесомо ложится тебе на плечо.
Над трясиной спящей неустойчив шаг, замерзает вздох, наползает мрак; не смотри назад, там растёт гроза, не смотри вперёд, там идёт война. Ты закрой глаза, протяни ладонь – и мои слова да к твоим словам, и да будет так. Верь: пройдёт гроза и падёт роса под ноги тебе. Где же ты была и кого ждала в стылом январе? Ведь твоя судьба – солнце и вода стаявших льдов, рушится зима, все твои слова оживают вновь, так сожми перо, улыбнись весне и не смей молчать. Чёрные года, вы не навсегда, утихает кровь, замолкает медь, и века спустя я пишу тебе о надежде жить.
Что будет? Что было? В какой необъятно-древней стране крылатые корабли взрезают волны, неся навстречу предпетой судьбе – выбор? В каких гремящих, беспорядочных, захлёбывающихся весенним льдом пополам со слезами и стихами десятилетиях чья-то рука с пальцами, перепачканными в чернилах, впишет надежду в тонкую обёрнутую тканью тетрадку? Эти годы пройдут, эти десятилетия смуты отхлынут, обнажая берега – и золотая речь, и звонкие строки вырвутся наружу.
Это было и будет, говорит ангел с улыбкой ребёнка и глазами, в которых светится солнце, но я никогда не оставлю тебя.
И поверх истёртого фолианта ложится запечатанный в древние ножны меч.
Дремлет воинство ангелов, тлеет свеча, на ладони распускается снег.
***
С каждым разом всё сложнее становится просыпаться, вставать в колючую зимнюю ночь, подставлять лицо под обжигающий ветер и шагать по высокому снегу. Зима никогда не кончится. Зима никогда не начиналась. Она вечна, вечна, вечна, бесконечные ночи, злые вьюги, мёртвое солнце и ослабевшие птицы. У костей селится холод, под кожей проступает северный рисунок. Снежные великаны проснулись и разрослись, они хотят захватить мир, щёлкают ледяные челюсти.
От недосыпа в голове бродят странные мысли! Забудь их, давай иначе: рисовать серебряной тушью пушистые звёзды и снег на чёрном полотне, острые шпили полупрозрачных соборов, и слышать, как плывёт призрак колокольного звона сквозь нежный морозный воздух. И пусть подавятся древние чудовища, но не получат наших душ: воздух пахнет гарью, порохом, адреналином. Весной. Там греются будущие ландыши под ноздреватым, ломким снегом; сырой шарф почти бесполезен, и дыхание оседает клубком седого пара. Слышен звон, с которым оно осыпается крошечными льдинками – крылышки фей трепещут в снегопаде.
Подо льдом рокот серо-золотой реки, свивающей в косы волны и страшные, предательски мягкие течения – и вдоль колючей гальки. Берега вьются, вьются, твои мысли летят над ними быстрее гончей, быстрее сокола, быстрее легконогого Локи, обгоняя зиму, вьюгу и само слово. Они о нежности, стискивающей горло, и тоске по недолговечности её – но ещё больше по её бессмертию, ранящему душу: вот уж прошло, отгорело, отплясало свой дикий танец, но узнаешь в торопливой речи знакомый ритм, в неровном почерке, и что-то заноет так остро и глубоко. Как сейчас, когда промороженными пальцами ощущаешь предчувствие апрельских оттепелей.
Тусклый проблеск доспеха, узкий луч клинка – прерывается цепочка следов, чуть дальше, за мгновение от края, встают яблони с кронами, полными живого снега и кошачьих снов. Всё почти закончилось, ты молодец, ты справишься обязательно. Ещё чуть-чуть пройти по ломкому насту, растереть варежкой ледяные щёки, и помнить самое главное – например, за спиной висит невидимый меч, с которым ты отлично управляешься, а за полшага от тебя идёт ангел; у него неслышная поступь, но прозрачная рука невесомо ложится тебе на плечо.
Над трясиной спящей неустойчив шаг, замерзает вздох, наползает мрак; не смотри назад, там растёт гроза, не смотри вперёд, там идёт война. Ты закрой глаза, протяни ладонь – и мои слова да к твоим словам, и да будет так. Верь: пройдёт гроза и падёт роса под ноги тебе. Где же ты была и кого ждала в стылом январе? Ведь твоя судьба – солнце и вода стаявших льдов, рушится зима, все твои слова оживают вновь, так сожми перо, улыбнись весне и не смей молчать. Чёрные года, вы не навсегда, утихает кровь, замолкает медь, и века спустя я пишу тебе о надежде жить.
Что будет? Что было? В какой необъятно-древней стране крылатые корабли взрезают волны, неся навстречу предпетой судьбе – выбор? В каких гремящих, беспорядочных, захлёбывающихся весенним льдом пополам со слезами и стихами десятилетиях чья-то рука с пальцами, перепачканными в чернилах, впишет надежду в тонкую обёрнутую тканью тетрадку? Эти годы пройдут, эти десятилетия смуты отхлынут, обнажая берега – и золотая речь, и звонкие строки вырвутся наружу.
Это было и будет, говорит ангел с улыбкой ребёнка и глазами, в которых светится солнце, но я никогда не оставлю тебя.
И поверх истёртого фолианта ложится запечатанный в древние ножны меч.
Дремлет воинство ангелов, тлеет свеча, на ладони распускается снег.